Автор сказки алладин волшебная лампа. Арабская сказка. Волшебная лампа Аладдина. Читать
Алладин и волшебная лампа - Восточная сказка - Восточные сказки
Алладин и волшебная лампа
В одном персидском городе жил когда-то бедный портной.
У него были жена и сын, которого звали Аладдин. Когда Аладдину исполнилось десять лет, отец захотел обучить его ремеслу. Но денег, чтобы платить за ученье, у него не было, и он стал сам учить Аладдина шить платья.
Те, кто ищут в сказках, движимы чувством, что они выпрямляются замечательным порядком и что их структура может выявить определенную и драгоценную гармонию, секрет древнего искусства переплетать истории и цифры. Перед работой он чувствует себя как девушка сказок: их простота имеет легкость перьев, их разнообразие равно количеству их обитателей воздуха. Их невозможно остановить: на ветру они движутся между востоком и западом, и со временем, рассказанные с той же грацией в разных культурах.
Это сказка, которая путешествует, движение, которое соединяет функции и мотивы, символы и метафорические места, которое приближается и лишает внимательных людей и магических фигур. Хотя вместе со страной ночных сновидений сложность артикуляции и символического богатства, страна сказки, имеет такую непосредственную и обширную возможность, что одна и та же история с небольшими вариациями ценится ребенком как взрослый, в обществе Сложность сказки заключается в изысканной артикуляции ее чувств, стратифицированной, полиморфной, ее простоты в изяществе ее ритмов и фигур, скромных и общих, как старые куклы из дерева, инертные, если забыть в уголок, готовый воскресить магические истории, как только расскажет рассказчик и слушатель.
Этот Аладдин был большой бездельник. Он не хотел ничему учиться, и, как только его отец уходил к заказчику, Аладдин убегал на улицу играть с мальчишками, такими же шалунами, как он сам. С утра до вечера они бегали по городу и стреляли воробьев из самострелов или забирались в чужие сады и виноградники и набивали себе животы виноградом и персиками.
Сказка - это автономная описательная форма, наделенная своими собственными законами, живое поэтическое тело в общении с другими формами, такими как ритуальное выражение или миф. Повествование - это гармоничное сканирование этих изображений, которые в своей внутренней части раскрывают их смысл и резонируют друг с другом, составляют вызывающий воспоминания и многозначный набор, который достигает и продвигает несколько планов психики. Изображения могут быть поняты разными герменевтиками. Применяя юнгианскую концепцию, мы видим на рисунках архетипы коллективного бессознательного, а в истории - аналогичный путь к процессу обнаружения.
Но больше всего они любили дразнить какого-нибудь дурачка или калеку - прыгали вокруг него и кричали: "Бесноватый, бесноватый!" И кидали в него камнями и гнилыми яблоками.
Отец Аладдина так огорчался шалостями сына, что с горя заболел и умер. Тогда его жена продала все, что после него осталось, и начала прясть хлопок и продавать пряжу, чтобы прокормить себя и своего бездельника сына.
В служении и их делах можно признать представление истории либидо через фазы развития, описанные Фрейдом, и признать образы препятствий и решений, которые затрудняют и могут передавать психическую энергию в удовлетворение потребностей и Алхимики полагали, что сказки, такие как мифы, были рассказами, созданными их основателем, чтобы завладеть тайным знанием их искусства. Если вы путешествуете в сказках, как археологический объект, есть неповрежденные останки и песни мифов, песен, потерянные ритуалы, способы выражения, антропологические и социологические коннотации и даже полезные идеи для исторических исследований.
А он и не думал о том, чтобы как-нибудь помочь матери, и приходил домой только есть и спать.
Так прошло много времени. Аладдину исполнилось пятнадцать лет. И вот однажды, когда он, по обыкновению, играл с мальчиками, к ним подошел дервиш - странствующий монах. Он посмотрел на Аладдина и сказал про себя:
Вот тот, кого я ищу. Много испытал я несчастий, прежде чем нашел его.
Сказки содержат драгоценные археологические находки, но они не являются останками; могут быть интерпретированы в разных психоаналитических концепциях, но они не являются теми понятиями; У них много переписки с алхимическим искусством, но они не алхимия. Интерпретации ценны, потому что в сказке многие элементы указывают на нечто далекое и почти потерянное, как мечты.: кажется, что произвол суверен в их гармонии, когда внезапно появляются внезапные потери, побег и метаморфоза.
Интерпретация должна соответствовать его объекту, быть частью описания, пытаясь предложить резонансные пространства для истории и сделать эхо с максимальной точностью, в сочетании с осознанием того, что эхо изменяется в соответствии с пространством, которое воспроизводит слово. Если различная и, по-видимому, расходящаяся герменевтика может набирать показания, которые одинаково взаимосвязаны и значимы из сказки, мы должны признать, что фея придерживается природы Психеи, как души, так и субъекта заботы, изучения и исследования психоаналитической психотерапии. что сказка является автономной повествовательной формой, заключается в том, чтобы признать ее особенность языка Психея.
А этот дервиш был магрибинец, житель Магриба. Он знаком подозвал одного из мальчиков и узнал у него, кто такой Аладдин и кто его отец, а потом подошел к Аладдину и спросил его:
Не ты ли сын Хасана, портного?
Я, - ответил Аладдин, - но мой отец давно умер.
Услышав это, магрибинец обнял Аладдина и стал громко плакать и бить себя в грудь, крича:
Ночная мечта, фантазия или личная история, которая содержит те же символические элементы сказки, отличается от сказки. Она характеризуется валентностью коммуникативный из максимального расширения: нет словесной выразительной формы как переводимой на разных языках. Во всем мире есть сказки, которые ученые долгое время задавали вопрос о том, следует ли это объяснить миграцией народов, которые распространяют свои истории, или если не верить, что одни и те же ласки могут возникать спонтанно под другим небом.
Поэтическое упражнение и повествование - это работа человека на коллективной основе понимания и живого языка. Эта земля имеет смысл, ритм и резонанс, она культивирует социальные и культурные связи, сочетая чувство и личный опыт со всей историей. Сказка - место встречи для представлений, которые появляются во сне, их архетипической, инфантильной, архаичной доблести и жидкого ритма сознательного повествования. В сказках призраки - монстры или феи, выходят на сцену в приемлемом направлении для сознания, предлагая представление, полное секретов и полных контрастов и цветов, таких как подземный сад Аладдина, где плоды деревьев являются драгоценными камнями всех видов.
Знай, о дитя мое, что твой отец - мой брат. Я пришел в этот город после долгой отлучки и радовался, что увижу моего брата Хасана, и вот он умер. Я сразу узнал тебя, потому что ты очень похож на своего отца.
Потом магрибинец дал Аладдину два динара** и сказал:
О дитя мое, кроме тебя, не осталось мне ни в ком утешения. Отдай эти деньги твоей матери и скажи ей, что твой дядя вернулся и завтра придет к вам ужинать. Пусть она приготовит хороший ужин.
Путешествуя по ветру или в сердце народа кочевников или завоевателей, путешествуя во времени, со двора халифа Багдада во дворец короля Солнца, сказочную сказку и украшения, такие как Аладдин и его принцесса они остаются верными себе, верны своей природе, так что, слушая это, мы говорим: «Это эта сказка». Есть сказочные мотивы, которые исходят из разных контекстов и могут перетекать в новые формы. История Любви и Психеи - это в то же время миф и сказка: из рассказов о ней она принимает имена, персонажи и заключительный апофеоз, в то время как в ней содержатся мотивы доказательств и магии, которые повторяются в бесчисленных последовательных сказках. к определенному уровню значимости Психеи, к определенной представительной области.
Аладдин побежал к матери и сказал ей все, что велел магрибинец, но мать рассердилась:
Ты только и умеешь, что смеяться надо мной. У твоего отца не было брата, откуда же у тебя вдруг взялся дядя?
Как это ты говоришь, что у меня нет дяди! - закричал Аладдин. - Этот человек - мой дядя. Он обнял меня и заплакал и дал мне эти динары. Он завтра придет к нам ужинать.
Не признать это означает пренебрежение страной, землей ума и сопряжено с риском колонизации и разделения своих сокровищ, которые становятся археологическими находками, отрезанными от их жизни, или пренебрегают им и пусть он увлажняется, как мертвый и забытый язык. Формальный и выразительный характер сказки можно подчеркнуть, если сравнить ее с другими жанрами, такими как миф или роман. В этом исследовании можно было бы описать взаимодействие между сказками и другими формами литературный, мы ограничимся несколькими наблюдениями.
В одном и в другом мы встречаем говорящих животных, которые могут жить друг с другом в заговоре с правилами и ломаются, как человеческие. В апологете повествовательное напряжение и риторический эффект подчеркивают окончательное суждение, из которого короткая история выглядит как фигура. В сказках мы можем найти окончательную мораль, но ее присутствие является украшением или оправданием для автора, которое можно оставить в стороне без сказки. Если аптолог уберет высшую мораль, его намерение учить что-то, вместе с его обучением, теряет направление.
На другой день мать Аладдина заняла у соседей посуду и, купив на рынке мяса, зелени и плодов, приготовила хороший ужин.
Аладдин на этот раз весь день просидел дома, ожидая дядю.
Вечером в ворота постучали. Аладдин бросился открывать. Это был магрибинец и с ним слуга, который нес диковинные магрибинские плоды и сласти. Слуга поставил свою ношу на землю и ушел, а магрибинец вошел в дом, поздоровался с матерью Аладдина и сказал:
События сказок и мифов иногда совпадают, и, конечно, между двумя жанрами нет четкой линии разделения. Разница заключается в горизонте, в котором разворачиваются повествовательные движения: человеческие и магические для сказки, в то время как миф возникает и заканчивается касанием божественного горизонта. Герои мифа получают цивилизацию от божественности, в то время как сказочные энтузиасты движутся в движении, следуя неизбежной необходимости или желанию. Все сказочные феи никогда не оплачиваются за то, что культ - это человек среди людей, знает магию на пути: поскольку он был свободен от начала, в конце концов отделяет его и полностью возвращает человека.
Прошу вас, покажите мне место, где сидел за ужином мой брат.
Ему показали, и магрибинец принялся так громко стонать и плакать, что мать Аладдина поверила, что этот человек действительно брат ее мужа. Она стала утешать магрибинца, и тот скоро успокоился и сказал:
О жена моего брата, не удивляйся, что ты меня никогда не видела. Я покинул этот город сорок лет назад, Я был в Индии, в арабских землях, в землях Дальнего Запада и в Египте и провел в путешествиях тридцать лет. Когда же я захотел вернуться на родину, я сказал самому себе: "О человек, у тебя есть брат, и он, может быть, нуждается, а ты до сих пор ничем не помог ему. Разыщи же своего брата и посмотри, как он живет". Я отправился в путь и ехал много дней и ночей, и наконец я нашел вас. И вот я вижу, что брат мой умер, но после него остался сын, который будет работать вместо него и прокормит себя и свою мать.
Хотя у мифического героя часто есть судьба смерти или богослужения, причудливый слуга, такой как Аладдин, идет по пути, который ведет его к союзу, свадебным подаркам. Среди легенд - сказки, которые очень похожи на волшебные сказки, в которых мы находим Иисуса, Святого Петра или других святых вместо руководителей, волшебников или героев. Разница заключается в явной ссылке на горизонт религиозной доктрины, в то время как развертывание волшебной сказки не предполагает официальных кодификаций. Нуминированное присутствие сказки, волшебников, баба-яги, феи Золушки и ведьмы Бьянканеве не имеют места в раю или на Олимпе.
Как бы не так! - воскликнула мать Аладдина. - Я никогда не видала такого бездельника, как этот скверный мальчишка. Целый день он бегает по городу, стреляет ворон да таскает у соседей виноград и яблоки. Хоть бы ты его заставил помогать матери.
Не горюй, о жена моего брата, - ответил магрибинец. - Завтра мы с Аладдином пойдем на рынок, и я куплю ему красивую одежду. Пусть он посмотрит, как люди продают и покупают, - может быть, ему самому захочется торговать, и тогда я отдам его в ученье к купцу. А когда он научится, я открою для него лавку, и он сам станет купцом и разбогатеет. Хорошо, Аладдин?
Их иногда беспокоят крестьянин, который изнасиловал овец с земли, где они живут в ошеломляющих дворцах или приходят в бегство из стран до концов земли, как острова Вак, и они просто возвращаются, когда участники пробились. Даже между этими двумя формами, между сказками и мифом, есть большие аналогии и совпадения. Можно сказать, что это роман, когда человеческий горизонт не касается божественного и остается человеческим, конкретным во всем повествовании, без метаморфоза и нуминозных деформаций магии.
Есть истории, которые описываются как сказки, поскольку они начинаются с желания или потребности, но вместо этого талисман вступает в игру необычайно развитой способностью, такой как меркуриальное удивление или терпеливая сладость. Больше нет фей или гномов во время риска и теста больше нет гениев для получения богатства, но сознательное и удачное использование специфически и явно человеческой черты, существующей и видимой на ежедневной основе.
Аладдин сидел весь красный от радости и не мог выговорить ни единого слова, только кивал головой: "Да, да!" Когда же магрибинец ушел, Аладдин сразу лег спать, чтобы скорее пришло утро, но не мог заснуть и всю ночь ворочался с боку на бок. Едва рассвело, он вскочил с постели и выбежал за ворота - встречать дядю. Тот не заставил себя долго ждать.
Фея объединяет на своем пути человеческие таланты и пейзажи, общие для магии, популярные, связанные с местами и людьми, но другие от реальности, которая измеряется и проверяется каждый день. Узнав о сказке своей стилистической автономии, Макс Лтити считал, что существование Поэта, остающегося инкогнито, должно быть выдвинуто. Галланд или Базель отдали свое русло традиции, поскольку устный рассказчик дал свой голос. Их психический мир и их личный роман они добровольно ассоциируются с коллективным представлением, и мы можем проследить их присутствие.
Прежде всего они с Аладдином отправились в баню. Там Аладдина вымыли и размяли ему суставы так, что каждый сустав громко щелкнул, потом ему обрили голову, надушили его и напоили розовой водой с сахаром. После этого магрибинец повел Аладдина в лавку, и Аладдин выбрал себе все самое дорогое и красивое - желтый шелковый халат с зелеными полосами, красную шапочку, шитую золотом, и высокие сафьяновые сапоги, подбитые серебряными подковами. Правда, ногам было в них тесно - Аладдин первый раз в жизни надел сапоги, но он ни за что не согласился бы разуться.
Главный герой авторской сказки приближается к главному герою романа, более подвижен, чем сказка. В сказке фиксируются коллективные цифры, которые, позволяя максимальную степень идентификации, гарантируют универсальность. Желание в сказке сразу же близко к необходимости, для которой оно является сознательным представлением, и сразу после него следует за ним, сталкивается с испытаниями, терпит поражения и встречает удачу и магию, часто без какого-либо размышления.
Можно отметить, что, хотя главный герой романа, такой как Дон Кихот, легко распознает свои отношения с литературой, увлекательная басня романа - это немного тревога, почти на расстоянии от его собственных желаний, современное отстранение от потребностей. Игнорирование. Написание в сказках - это мгновенное сообщение или магическая надпись. Для друзей, которые спрашивали его по разуму, Сократ ответил, что он не участвовал в конкурсе стихов.
Голова его под шапкой была вся мокрая, и пот катился по лицу Аладдина, но зато все видели, каким красивым шелковым платком Аладдин
Волшебная лампа Аладдина – это восхитительная сказка, в которой сплелись воедино простая жизненная повседневность с волшебством и чудесами. Именно этот симбиоз придал этой истории правдивость, которая с годами приобретает все большую ценность. История об Алладине – это одно из многотысячных сказаний Востока записанное и пришедшее к нам в одном из главных сборников Арабских сказок из Тысячи и одной ночи. Оно побуждает нас с увлечением и большей верой в чудеса погружаться в написанные истории. Сказка Волшебная лампа Аладдина не оставит вас равнодушными, и непременно понравится вам и вашему ребенку.
