Короткие истории про волков. Рассказы о волках. а.н. пискунов. На волчьей охоте

Афанасьев взглянул на пораненную руку – два пальца уже точно не спасти. Интересно, как он будет пользоваться левой без среднего и указательного? Хотя сейчас это его заботило скорее как интересный вопрос для размышления, не более. Два пальца – это фигня, по сравнению с тем, что он может застрять здесь, во льдах.

Он взглянул назад, на следы от широких лыж, тянущиеся за ним, и терявшиеся уже в метрах тридцати от него, среди бесконечного снега и мелкой крошки сыпавшей с неба. Крошечные льдинки царапали его и без того огрубевшее лицо, но хуже было не это: из-за падавшего снега видимости не было почти никакой. Приходилось идти почти вслепую, на компас надежды не было никакой. Никита даже не стал его доставать. Он знал, что изначально, когда вышел со станции, двигался правильно, а теперь… теперь оставалось только надеяться, что не сбился с пути.

Вдали завыл волк. Афанасьев встряхнул головой, скидывая оцепенение. Какой волк? Не могло тут быть никаких волков. Тут вообще с живностью не очень. Скорее всего, просто вьюга, ишь, как разыгралась. Он зашагал вперед, с трудом переставляя лыжи. На сколько его еще хватит – до конца этого дня, до ночи?.. Он уже вторые сутки шагает по этой снежной пустыне. Никита даже сам удивлялся своему упорству.

Он так хотел спать. Сейчас бы лечь в очередной сугроб. С виду он такой мягкий, тем более глаза сами слипались. Он чуточку поспит, а потом встанет и пойдет дальше. Буквально часок…

— Прекратить! – закричал Никита в пустоту. – Прекратить! Ты же сам знаешь, что больше не проснешься! Шагай, шагай, шагай!!

Левой, правой, левой, правой. Лыжи поочередно двигались, оставляя после себя ровные полосы. Он справится и выживет. Он вернется вместе с остальными на станцию и узнает, что там случилось. А сейчас надо было лишь просто шагать. Во имя тех, кто пропал. Во имя себя…

Его не было всего полдня, даже меньше, всего часов пять. Никита пошел снять показания с приборов. Несколько, как он и думал, вышли из строя после очередной бури. Теперь придется опять ковыряться полдня, чтобы починить их. Двигаться надо было быстрее. Буря не прошла, она лишь затихла на несколько часов. Артур не хотел отпускать Никиту одного, но у Васи был сильный жар и с ним должен был кто-то остаться.

— Знаешь, мне показалось, что я слышал, как воет волк ночью, — признался Артур, глядя, как Никита надевает теплую одежду.

— Волки? Тут нет волков, — Никита был старше Артура на восемь лет, поэтому позволял себе в отношение к армянину небольшую снисходительность.

— Да, я знаю. Просто показалось.

— Смотри за Васей, если через час температура не упадет, дай еще антибиотиков. Я там написал, — он указал на стол.

— Хорошо.

— Я вернусь вечером. Может даже раньше.

Он вышел, даже не оглянувшись. Никита думал, что через несколько часов увидит их снова…

Вернулся он и вправду до наступления вечера. С двумя неисправными приборами, весившими по десять килограмм каждый. Он еще разозлился, опять Артур неплотно закрыл дверь, неужели не чувствует холода?

Он вошел внутрь и напряженно замер. Все было перевернуто вверх дном, включая их кровати, испачканные темными багровыми пятнами. И никаких тел. Никита обшарил все – ни продуктов, ни лекарств. Неужели они ушли? Но откуда тогда кровь? Афанасьев обратил внимание на простынь, лежащую в углу. Прямо посередине были такие же кровавые пятна, но они что-то обозначали. Он взял ткань именно в том вместе, где были буквы, и тут раздался сухой щелчок.

Никита успел дернуться и капкан лишь содрал с двух пальцев кожу, правда, начисто. «Проклятье. Сука. Откуда ты тут?», — пнул он капкан ногой. Это был точно не их. У полярников таких капканов просто не было. Афанасьев свободной рукой оторвал часть простыни и обмотал пальцы. На ткани сразу проступила кровь. Если это Артур… Никита даже не знал, что сделает с этим парнем. Ну теперь делать нечего, дожидаться транспорта смысла не было. Надо идти на станцию.

В воздухе снова завыло. Никита остановился, прикрывая глаза рукавицей. На мгновение ему показалась фигура волка, выросшая впереди. Нет, чушь абсолютная. Он зашагал дальше, прикрываясь от хлопьев, летящих в лицо. Афанасьев поднес к лицу левую перчатку, уже насквозь промокшую от его же крови, и зубами натянул поглубже. Боли он не почувствовал, и это было плохо.

Он попробовал пошевелить мизинцем, но так и не понял, получилось это или нет. Черт с ними, с пальцами, как бы руку не оттяпали. С тремя пальцами еще как-то можно жить, но вот с культей другое дело. Никита начал думать, как ему отрежут руку – по запястье или по локоть. Хотя, кто отрежет, если он здесь сгинет?

Никита сделал еще два шага и встал. Он приказывал себе идти, но ноги словно погрузились в теплый цемент. Двигаться дальше уже не было никаких сил. Это был конец.

Он был готов умереть, безысходность обняла его, как здешний снег обнимал каждый кусочек земли. Никита уже не обращал внимания на вой, казалось, раздавшийся всего в нескольких шагах от него. Все было уже неправдой. Даже когда из белесой пустоты вынырнули две фигуры и мягкой походкой, чуть пружиня при каждом шаге, направились к нему.

— Созрел, — внимательно осмотрел его один.

Никита лениво поднял взгляд и даже не удивился ухмыляющейся физиономии Артура. Рядом стоял мнущийся Вася, ему было явно неловко.

— Как? Как вы тут? – губы Афанасьева примерзли к деснам, поэтому говорить получалось с трудом.

— Вопрос в другом, — ответил Артур. – Хочешь ли ты жить. И что ради этого готов сделать. Вот Вася действительно захотел жить…

Никита сжал зубы так, что на обветренном лице проступили желваки. Он силился сказать нечто сильное, обидное. Но холодном воздухе раздалось лишь короткое тихое: «Да». Артур еще больше оскалился, одним ударом повалил Никиту на снег и сорвал левую варежку. Он впился в еще теплую плоть, от удовольствия закатив глаза. Афанасьев лежал и смотрел на него, сил сопротивляться даже не было.

— Слышишь, — полярник ударил другого по плечу, чтобы тот остановился.

Оба остановились вслушиваясь в вечернюю морозную тишину. Где-то далеко свистел ветер, сквозь который, будто нехотя, прорывался волчий вой.

— Не один, — продолжил полярник.

— Ага, двое или трое. Но это же чушь. Откуда они тут?

— Черт их знает… Хотя действительно странно.

Вой изредка замолкал, через некоторое время опять разносясь над белоснежной пустыней. И с каждым разом он был все ближе и ближе.

— Фигня какая-то…

— Давай возвращаться.

Они развернулись, благо от станции отошли всего на километр, может чуть больше. Следовало быстрее сообщить начальнику о невесть откуда взявшихся волках. Кто знает, сколько их.

Лыжи катились под горку легко, еще немного, и они возьмут в руки железные кружки с горячим чаем и отведают ароматного супа из консервов. Придвинутся ближе к печке… Полярник не успел догрезить, потому что перед ним выросла огромная фигура волка.

— Ты чего остановился, Митяй? – налетел на него сзади товарищ.

К первому волку присоединились еще два. Один уже пожилой, матерый, хитро поблескивая глазами и второй, совсем молодой. Двухгодок, не старше. Звери стали уверенно обступать полярников, взяв их в полукольцо. Эти твари даже не рычали, лишь молча скалились. Мгновение и три почти одновременных прыжка, стальное щелканье крепких челюстей и короткий вскрик. Это было легко, слишком легко.

Артур наступил лапой на кусок мяса и оторвал чуть поменьше, такой, который смог проглотить. Он поднял голову и посмотрел туда, где была станция. Туда, где была еда. Много еды. Голова сама собой задралась вверх, и из горла вырвался довольный мальчишеский крик. Его собратья вторили ему, и над снежной пустыней еще долго звучал протяжный волчий вой.

Дед Аким служил лесником более сорока лет. А когда состарился, поставил вместо себя сына Николае. Но не смог старик расстаться с домиком в лесной чаще, где прошла вся его жизнь, а главное он не мог разлучиться со своими внучатами - Василикэ и Томицэ, - которых безмерно любил. Так и остался он доживать свой век в семье сына. Но и теперь не сидел он сложа руки. Дел по хозяйству хватало. Воды принести из колодца, дров для печки, за скотиной ухаживать - работа нетрудная, да не доходили до нее руки у лесника Николае, который целые дни с утра до ночи проводил в лесу, а у его жены дел по дому было и так невпроворот. И еще одна обязанность была у деда Акима, которую он выполнял с большой охотой: по вечерам внукам рассказывать сказки, которые будто и заснуть не могли, пока дед не расскажет им сказку, а знал он их превеликое множество, одна другой интереснее. Так и нанизывал он ожерелье сказок, особенно в долгие зимние вечера. В один из таких вечеров и случилось то, о чем я хочу сейчас вам поведать.

В ту зиму выпало много снегу, голые ветви деревьев гнулись под тяжестью снежных шапок, сугробы были по колено. Небо стало яснее и луна протянула к земле свои серебряные нити. Стоял страшный мороз, от которого трескались камни, но в доме лесника было тепло и уютно. В печке пылал огонь, и огненные отблески плясали на стенах, соперничая со слабым светом керосиновой лампы, свисавшей с потолка. Вся семья была дома, только лесник Николае, отец мальчиков, еще не вернулся; случалось, что его нелегкая служба заводила его далеко вглубь самых глухих лесных уголков. Было тихо, только слышалось потрескивание поленьев в печи, да легкое жужжание прялки: хозяйка пряла шерсть.

Не пора ли вам спать, ребятки? - ласково спросила мать.
-Дед нам еще не рассказал сказку, - ответил Василикэ, и оба мальчугана пристроились рядом со стариком на лавке возле печки.
-Жила - была... - тихо начал старик сказку про Цветочную Фею, которую похитили гномы, поселили в своем хрустальном дворце и сделали королевой подземного царства. И вот, в момент, когда должен был явиться прекрасный Фэт-Фрумос - Дитя Слезинки - и освободить похищенную красавицу, сказка оборвалась, прекратилось и жужжание прялки. Откуда-то, из заснеженного, скованного морозом леса донеслись жуткие звуки - «уууууууууа-уууууууууаааа» - страшный вой волчьей стаи.

Ох, бедный Николае! - запричитала жена лесника. - Ох, нападут на него волки...
Ребята замерли, мысленно представив себе, как отца окружает стая голодных волков.
-Не бойтесь, - успокоил их дед Аким и даже улыбнулся. - И, поверьте мне, которому на своем веку многое довелось повидать и с волками не раз приходилось встречаться: волки сильно боятся людей. И опасаются приблизиться к человеку и напасть на него, пока он жив.
-Но ведь столько страшных случаев рассказывают про волков, - прошептала женщина.
-Все выдумки. Все до единого. Человек увидит волка, перепугается, а потом и других пугает своими рассказами. Когда вы вырастете, ребятки, и будете читать в газетах разные страшные истории про людей, которых съели волки, вспомните своего деда и верьте тому, что он вам говорил, а не разным врунам. Да и потом, у Николае ружье, стреляет он метко, другого такого стрелка не сыскать.

Мальчики успокоились, но подсели еще ближе к старику. Томицэ робко заговорил:
-Волки самые кровожадные и злые звери на свете!
-Не отрицаю, - ответил старик, - очень даже злые и вреда причиняют немало. Но они бывают и добрыми, и дружелюбными, - по-своему, конечно. Вспомнилась мне одна история, не сказка, а быль, про волка. Хотите, ребята, чтоб Цветочная Фея поспала во дворце у гномов до завтрашнего вечера, а я вам расскажу эту историю?
-Хотим! Хотим! - хором ответили мальчуганы. И старик начал рассказ.

Давно это было, я еще совсем молодым лесником был в этих местах. Однажды летом пошел я в обход по лесу и вдруг вижу: под кустом у самой тропинки, свернувшись клубочком, лежит волчонок, ну не больше щенка, и когда я подошел к нему, он и не думал убегать. Волчонок был худой, одна кожа да кости. «И что это с ним стряслось, что он не убегает?» - подумал я. Когда я уже совсем близко был возле него, он все-таки попробовал убежать, да не смог: оказалось, лапа у него была сломана. Жаль мне его стало, думаю: калека, и мать его бросила. Поймал я его, сунул в мешок и понес домой. Дома осмотрел волчонку лапу. Так и есть, перелом кости. Кто знает, как это случилось?! Зажал я его лапу между лопаточками и перевязал, чтоб кость срослась. Видно, ему очень было больно, но он терпел, словно понимал, что я ему добра хочу. Потом устроил я ему место за дверью и накормил...

И вот, недельки через четыре лапа у волчонка срослась, вырос он и раздобрел от хорошей пищи, и, сдается мне, что другого такого упитанного, гладкошерстного волчонка никто не видывал. Но след все же остался: на переднюю лапу он слегка прихрамывал. Стал волчонок бегать по двору, сдружился с собаками, и стоило только мне окликнуть его по имени, которое я ему дал: Серый! - как он тотчас же мчался ко мне. Ел из моих рук, сопровождал меня в лес, точно собачонка, и послушно возвращался домой. Совсем стал ручным.

Но вот однажды Серый пропал. Нигде я его не мог найти, сколько ни искал. Должно быть, заговорила в нем его дикая натура, и ушел он туда, где и положено жить волку: в лесные просторы, нападая на овец, косуль, зайцев и другую животину.

Прошло два года, и я уже совсем позабыл про Серого. Однажды зимой, такой же холодной, как нынче, шел я домой через лес по тропе, покрытой глубоким снегом. Вдруг слышу, из чащи кто-то бежит. Несется со всех ног, с шумом ломая наст. Слышу: совсем уже близко... и вот прямо передо мной перебегает тропу косуля и исчезает в лесу.

Она, видать, совсем из сил выбилась: дышала тяжело, из открытого рта часто-часто вылетали клубы пара.
Я сразу сообразил: волк за косулей гонится, задрать ее хочет... «Сейчас и он должен появиться», - подумал я. Снял ружье, взвел курок и приготовился стрелять.

Гоп-гоп-гоп... - слышу, волк скачет большими прыжками... Вот он, огромный, серый, с вздыбленной шерстью, язык, как говорится, на плечо. Он заметил меня, на миг замер на тропе и злобно сверкнул раскосыми глазами. Только на мгновение - и сразу помчался за косулей. Я уже прицелился, но, когда волк сделал еще прыжок, я заметил, что он хромает на переднюю лапу.

Тут у меня мелькнуло в голове: «А вдруг это Серый?» И, еще с нацеленным ружьем, я позвал:
-Серый, Серый!
Сделав еще несколько прыжков, волк остановился повернул голову, долго глядел на меня, затем вновь крутнулся, собираясь, видно, бежать дальше, но сделал только несколько медленных шагов и, остановившись, снова обернулся ко мне. Я узнал его. Это действительно был Серый, тот самый, который два года назад, как будто ручной, жил в моем дворе. И вот он стоит в нерешительности. А как же? Ведь с той поры, как он меня не видел и не слышал моего голоса, прошло много времени. Сколько ему пришлось натерпеться, а память у волков менее острая, чем у нас, у людей. Но все же после того, как я еще раза два назвал его по имени, он узнал меня, подошел ближе, остановился передо мной, несколько раз обошел вокруг, внимательно осматривая меня и принюхиваясь, а потом начал радостно прыгать, совсем как бывало прежде. Но когда я захотел дотронуться до него и погладить, он отстранился и тихо, точно плачущий щенок, заскулил. Все-таки жил в нем страх. Ведь я был человек, самый устрашающий враг волчьего рода. «Что делать? - подумал я. - Застрелить?» Надо бы, чтобы спасти от смерти косулю и овец, да только пожалел я его. Ведь это же был Серый, которого я выходил, когда он лапу сломал, ведь он в моем дворе рос. Я он, хоть и волк, а все равно узнал меня и всячески пытался показать мне свою дружбу.

Иди ты своей дорогой, Серый, - сказал я ему и медленно зашагал к дому.
Но Серый не ушел. Забыл и про косулю, и шел за мной, слегка прихрамывая. Я остановлюсь, и он остановится, я дальше пойду, и он идет. А когда я хотел приблизиться к нему, он отбегал. А иногда скулил, точно хотел мне что-то сказать. Так мы дошли до опушки, от которой начиналось поле. Здесь он остановился, и, пока я отдалялся, долго провожал меня взглядом, а потом медленно, словно бы нехотя, скрылся в лесу и больше я его не видел. Немного спустя я услышал его вой. Протяжный, жалобный, точно рыдание.

Дед Аким кончил рассказ. Ребята сидели молча, задумавшись о Сером, о волке, от природы диком и злобном звере, в котором вдруг пробудились воспоминания и вспыхнул луч доброты.

Послышались тяжелые шаги во дворе, я затем у двери. Дверь отворилась, и лесник Николае, отец ребят, вошел в дом. Он был словно Дед-Мороз, весь белый, заиндевевший, с сосульками на бровях и усах. Не успел он снять с себя тулуп и ружье, как мальчишки бросились его обнимать.

Папа! Ты слышал, как волки выли?
-Слышал. Я ведь был недалеко от них.
-И не испугался?
-А чего мне бояться?! Когда мне было столько лет, сколько сейчас вам, ваш дедушка мне объяснил, что волки на людей не нападают. А ведь дед всегда говорит только правду. Если вам доведется когда-либо встретиться с волками, не бойтесь... Дед вам уже рассказал сегодняшнюю сказку?.. Спать, дети, а то уже поздно.

Когда я была еще в школе, помнится, с огромным интересом читала книгу зарубежного автора под названием "Не кричи: волки!". Это была повесть исследователя, который несколько лет прожил в стае волков и досконально изучил их привычки, повадки, уклад жизни. Уже тогда было ясно, что семья волков - это очень сложное образование, что волки очень умные и очень интересные животные.
И вот теперь попалась статья о грузинском зоологе, который тоже изучал волков в их естественной среде, прожив с ними два года. Читайте. В высшей степени интересное интервью!
(В конце кликните на ссылку, чтобы прочитать вторую часть).

===============================

Оригинал взят у burtin в МЕЖДУ ЧЕЛОВЕКОМ И ВОЛКОМ

Мы с Мишей Иошпой ( yazim ) взяли интервью с Ясоном Бадридзе. Это, конечно,

лучшее интервью, которое мне довелось. Ясон - один из самых удивительных людей на свете. Он несколько лет прожил в стае волков - и принес обоим видам что-то важное. Нам рассказал о культуре зверей, а их научил от нас спасаться. Его рассказы похожи на сказку - потому что Ясон спускается в те пласты сознания, в которых были созданы древние мифы и в которых люди и звери еще умели слышать друг друга.

Когда мне было лет пять, в Боржомское ущелье отец меня взял, осенью. Мы там жили на опушке леса - и звуки странные доносились. И когда я спросил, мне хозяева ответили, что это олень кричит.
- Почему они кричат?
- Ну, вот сейчас кричат, а весной будут оленята…
Ребенку не могли объяснить, почему они кричат. Ну а я знал, что детей находят в капусте. Думаю: в лесу капусты нет - значит, находят в кустиках. Я высказал свое мнение - все стали смеяться, я был страшно оскорблен…
Потом мы пришли с отцом в лес - и услышали вой волка. И это было страшное впечатление, что-то потрясающее! Все в душе перевернуло. И до сих пор я, как вой слышу, какое-то волнение наступает, куда-то хочется бежать, трудно объяснить… С этого, судя по всему, все и началось. И когда вопрос встал ребром, чем заниматься, я выбрал их.

- Вы два года прожили в волчьей стае?
- Да, я изначально был экспериментатором, изучал физиологию поведения. Но вскоре осознал, что мы изучаем механизмы того, смысла чего не знаем. Жизнь зверя в природе была почти неизвестна, публикаций о волке тогда почти не было. Я попробовал заняться групповым поведением собак - но очень скоро понял, что они, живя рядом с нами, потеряли многие поведенческие черты. И тогда я решил пожить с волками. Поехал туда же, в Боржомское ущелье, нашел одну семью. Меня интересовало, как формируется поведение, как они обучают волчат охоте…

- Погодите. Как вы с ними познакомились, вошли в доверие?

- Это как?
- Ну, я тропить-то (идти по следу, охотничий жаргон - Ш.Б.) умел, охотой в молодости увлекался - потом уже завязал дуло узелком. Значит, выяснил тропы, взял старые пеленки (дети мои уже выросли из этого), поносил на себе, чтобы моим запахом пропитались. И начал на тропах стелить эти кусочки. Материя белая, очень контрастирует - а у волка неофобия очень сильно развита...

- Что?
- Неофобия - они боятся всего нового. А, с другой стороны, им очень хочется его исследовать - на таком конфликте все время живут. Волки начали обходить эти куски издалека. Интересно было наблюдать, как расстояние постепенно сокращается - и в конце-концов они начали рвать эти куски. Я тогда начал выкладывать туда кусочки мяса. Когда они начали его подъедать - это значило, что они к моему запаху привыкли. Это все длилось около четырех месяцев.

- Все время в лесу? Как?
- Да нормально: бурка, рюкзак, котелки. Палатку я не брал. Если нужно было костер разжечь, я уходил за речку. В горах ток воздуха по ручью идет, так что дым их не беспокоил. Я знал уже все их тропы, знал, где дневное лежбище, рандеву-сайт…

- Но к ним не ходили?
- Ни в коем случае - чтобы не напугать. И потом я решил встретиться. Как-то утром увидел по следу, что они прошли - матерые, самец и самка - они логово для волчат подыскивали. И остался их ждать, метрах в пятидесяти от тропы. Где-то в полдень они возвратились. И когда они меня увидели, самка остановилась - а матерый пошел на меня прямо. Метров до пяти подошел и смотрит. Это состояние было, я вам скажу! Когда на таком расстоянии зверь смотрит тебе в глаза. Я без оружия - и он это знает, они запах оружия хорошо знают.

- Почему были без оружия?
- От оружия человек наглым делается. Он идет на риск, на осложнение ситуации - зная, что у него за спиной оружие. Я знаю, у меня дома целый арсенал был, у отца коллекция была потрясающая, я с детства привык обращаться. И отец в свое время меня учил: от зверя убегать - хуже ничего нет, все равно догонит. Так он стоял, смотрел, смотрел, потом рявкнул, развернулся - и на тропу. И спокойно ушли. А я языком ворочать не могу, как будто язык отсидел. Ну, пронесло, реально пронесло. Но уже стало ясно, что с ними этот номер пройдет. Он испробовал меня - как я отреагирую. Увидел, что нападать я не буду и убегать тоже не собираюсь.

И вот после этого стало возможным с ними ходить. Они идут - я на расстоянии пятидесяти или ста метров за ними. Куда они - туда и я. Бурка, мои котелки и всякие штучки в рюкзаке - и бегал за ними. Я был в хорошей форме благодаря моему отцу: он был основателем местной школы каскадеров, и я с детства акробатикой занимался, умел владеть телом - как прыгать, куда падать. Но все равно, конечно, было трудно угнаться. А они вообще махнули на меня, первое время до оскорбления игнорировали, как будто меня не существует на свете.

- То есть вы перебрались к ним жить?
- Да, я все время с ними вместе ходил. Где останавливаемся - там и я остаюсь спать. Как-то спал в бурке завернутый на рандеву-сайт - слышу, вода журчит, на бурку наливается что-то. Выглядываю - матерый с поднятой ногой стоит, пометил значит меня…

- А что это была за стая?
- Замечательная семья, лучшая из всех. Старшим там был волк-старик, потом пара матерых - отец и мать, трое переярков (выросшие щенки прошлых лет) , потом появились волчата. Старик уже не охотился, на рандеву-сайт маленький пригорок был - и он все время на нем лежал, потому что обзор хороший, издалека видно. Волчица приносила ему еду - отрыгивала после охоты. У волков есть интересная способность - они умеют регулировать секрецию желудка. Если мясо нужно для запасания или чтобы отрыгнуть взрослому - оно не переваривается абсолютно. Просто оболочка слизи и все. Слизь эта бактерицидная - мясо в земле не портится, в худшем случае немножко подсохнет. А щенкам они приносят полупереваренное - уже через полчаса после охоты. И вот старика кормили матерая волчица и один из переярков.

Этот переярок, Гурам - он и меня подкармливал, когда я там болел. Ногу я себе сильно повредил, лежал, не мог их сопровождать на охоту. Они возвращались, Гурам подойдет, в глаза посмотрит - и оп - в полуметре от меня мясо отрыгнет. Гурам был моим ближайшим другом, мы вместе альпинзмом занимались, он погиб - и в честь него я него этого переярка назвал. Реально был похож - такой высокий, светлый, намного светлее остальных. И характер очень хороший. Между молодыми довольно часто бывают драки. И в них этот Гурам всегда побеждал - но при этом сам их никогда не провоцировал.

- И все они вас приняли одинаково?
- Взрослые приняли после той встречи, переярки понаблюдали за родителями, поняли, что я не опасен. А потом щенки родились - они вообще не знали, что меня там быть не должно. Дело еще в том, что волки эти меня намного раньше увидели, чем я их. Пока я их следы изучал, они меня физиономически уже знали. И они поняли, что мое присутствие обеспечивает им спокойную жизнь от егерей. Там браконьерство жуткое было: постоянно капканы ставили, гонялись за ними - за волка пятьдесят рублей давали. А я с егерями договорился под угрозой мордобоя: пока я здесь, никаких волков не трогать.

- И как они живут, чем занимаются?
- Порядочное количество времени они отдыхают. Они должны минимизировать затраты энергии. На дневках, где вся семья собирается, они в основном лежат, переглядываются, матерые кобель и сука могут облизывать друг друга. Никакой игры у взрослых. А молодые очень много играют. Игра, отдых и охота - больше они ничем не занимаются.

- Спят ночью или днем?
- Это невозможно предсказать, смотря какая ситуация. Если хорошую добычу завалили, оленя большого - нажрутся, накормят щенков или суку, которая после родов не охотится, остатки закопают, кладовые сделают - и могут сутками валяться.

- А какие у них были отношения?
- Очень хорошие. Переярки потрясающе заботятся о щенках. К старику тоже все подходили, вылизывали, блошили. Единственно - они определяют свой статус. Молодые часто дерутся, сначала до крови доходит; а потом они обучаются ритуализировать агрессию - года в полтора, когда молодые входят в социальную систему старших. У взрослых состояние агрессии тоже есть - но оно ритуализируется. Я могу клыки показать, схватить - но царапины не останется. Это очень важно.

- Как они охотятся?
- Ну, например, старик вскакивает, садится и начинает подзывать других. Они трутся носами. Матерый разворачивается, уходит метров на пятьдесят, прислушивается, возвращается, опять какие-то контакты - трутся носами, в глаза друг другу смотрят, вроде как совещаются и уходят на охоту.

По тропинке спускаются, останавливаются, опять смотрят в глаза - и все расходятся. Функции на охоте распределяются: один лучше бегает, загоняет, второй лучше в засаде нападает. Там, допустим, был огромный луг - волчица с дочкой уходят в лес, на опушку, матерый атакует оленя и гонит, кто-то ему тропу перекрывает, пытаются загнать его ближе к опушке - а там волчица вылетает.

- А как они договариваются, кто где будет?
- Вот именно. Есть коммуникация звуковая, запаховая, визуальная. Но есть еще какая-то невербальная связь, телепатическая. Это очень хорошо видно перед охотой - они вроде как совещаются, в глаза друг другу смотрят, фиксированный такой взгляд - и зверь разворачивается, идет и делает то, что оказывается адекватно делать в тот момент. И когда у нас все барьеры пропали, у меня это тоже появилось. Вот я выхожу с ними на охоту - матерый разворачивается, в глаза смотрит - и я бегу туда, куда надо. Это потом оказывается, что я правильно пошел и закрыл тропинку оленю.

- А мимо тропинки он что, не может?
- Да куда с такими рогами, вмиг настигнут.

- А ваше сознание не мешало вам?
- Сначала мешало, пока я думал, что делать. А потом - нет, абсолютно, уже через несколько месяцев. А месяцев через восемь я уже мог точно описать, что делает волк у меня за спиной. Потому что все-таки все время было напряжение: это дикие звери, надо контролировать. И, видимо, это напряжение пробудило третий глаз или как это называется.

Потом-то я поставил эксперимент. Вот я обучаю волка в закрытом помещении: свет - сигнал направо, звук - налево. Там еда в кормушке. Для обучения требуется, к примеру, десять экспериментов. Затем этот зверь остается в комнате - ввожу нового волка. Он первого не видит и не слышит, это я точно знаю - у меня был микрофон, который чувствовал от 5 Гц до 35 кГц. Никаких звуков. Второй волк обучается за пять экспериментов. Вывожу первого, обученного - нужно десять-одиннадцать. За счет чего? Это ведь связано с пищей: зверь волнуется, когда слышит условные сигналы, и, судя по всему, мысленно повторяет все, что реально должен был сделать. И это каким-то образом передается…

Вообще, за эти два года накопилась уйма вопросов, на которые надо было экспериментальным путем ответить. Это была пища для ума, для экспериментальной работы.

- И часто им удается этого оленя поймать?
- Хорошо, если каждая четвертая охота - удачная.

- Нечасто. А надолго его хватает?
- На несколько дней. Я говорил, они делают кладовые. Но оказалось, что волки не помнят про существование своих кладовых. Но зачем тогда делать, да? Я эксперименты ставил. Оказалось, что функция этих кладовых - не себя прокормить, а создать максимально стабильную кормовую базу для щенков. Потому что вероятность случайного нахождения своих или чужих кладовых настолько велика, что запоминать не нужно. Это хорошо, что они их не помнят, - а то бы сами съели, а надо оставить щенкам, чтобы не голодали. Если волчата недоедают, они вырастают психически больными, возбудимыми - и у них агрессия не ритуализируется, всегда остается реальной. Когда волчица на сносях, семья начинает интенсивно закапывать добычу. Закопают и забудут. Это невероятно адаптивная неспособность запомнить. Абсурдно звучит «адаптивная неспособность» - но это так.

- Вы хотели понять, как они обучают волчат охоте?
- Да, все крупные хищники учат детей охотиться. От рождения они этого не умеют. Куньи, например, охотятся на грызунов, там у них один прием, он генетически детерминирован. Как только молодая куница ушла из гнезда - она может охотиться, родители ее не обучают. А волчонок может в игре убить крысу - и тут же потеряет к ней всякий интерес, и может рядом с этой крысой умереть с голоду.

- Почему?
- Я думаю, у крупных хищников видовое разнообразие жертв очень большое. Какие-то врожденные инстинктивные элементы у них есть: положительная реакция на запах крови, преследование движущихся объектов - но до умения охотиться это далеко. Если необученный волк попадет в стадо овец, он просто будет в панике. Он понятия не имеет, что это пища. Охота у них - это культура, традиция. Причем, у каждой семьи она своя. В одной и той же местности могут жить семьи, которые умеют охотиться только на лося или только на оленя. С одной стороны это шикарное разделение, чтобы не конкурировать. Но с другой это классический пример традиции. Если волчонка не учить охотиться на лося, он сам не научится - он даже запаха его не знает.

Там, где мы с ними жили, в николаевские времена было императорское охотничье хозяйство. И в то время у волков был описан один необычный прием охоты. Вообще в норме они пытаются под уклон пустить оленя, а он пытается наверх уйти. У оленей это инстинктивная реакция: наверху им легче спастись, а пойти под уклон - это стопроцентная смерть. А тут волки специально его загоняли на подъем - который кончался пропастью. Олень туда срывался, а они спокойно обходили эту гору и там его добывали. Тот же самый прием на этом же конкретном месте был и при мне. Передается из поколения в поколение.

- Так может им тогда и не надо договариваться?
- Абсолютно стандартных ситуаций ведь не бывает. Старый опыт надо применить в новой ситуации - то есть, подумать. Меня всегда интересовало: способны звери к мышлению или нет. Я ставил эксперименты на применение старого опыта в новых условиях. В разных экспериментах все выглядит по-разному - и визуально и физически. Но животное способно поймать логику самой задачи. На охоте без способности думать зверь ничего сделать не сможет. Только экстраполировать направление движения жертвы надо десятки раз за охоту. Это довольно простой уровень - но этому надо учиться, волк из зоопарка не сможет. А они способны и на более высокий уровень: прогнозировать результат своих действий, действовать целенаправленно. У меня были эксперименты, которые это доказывают.

Потом я еще выяснил, что волки умеют считать - до семи и кратно семи. Им часто приходится решать задачи, состоящие из большого числа множеств, и они это могут. Ну, то есть, найти третью миску в пятом ряду он может легко. Но, если число больше семи, - сбивается…

Короче, они все время думают. И если что-то на охоте получилось - достаточно одного раза, и они начинают применять этот прием. Как-то косуля залезла в кустарник - и уже двинуться там не смогла. И моментально ее задавили. В следующую охоту они целенаправленно пытаются в кустарник ее загнать.

- И как они учат волчат?
- Сначала приносят куски мяса, потом куски мяса со шкурой - приучают щенков к запаху добычи. Причем, они это делают строго по возрасту. В четыре месяца взрослые начинают подзывать волчат к добыче. Добудут оленя - и воем подзывают, показывают, как он выглядит. Потом учат брать след и тропить. Первое время щенки не понимают, в какую сторону по следу бежать - но через несколько дней уже тропят правильно. Но если догонят - убегают: до девяти месяцев они перед оленем испытывают непреодолимый страх. Потом начинают ходить на охоту со взрослыми. Сначала просто рядом бегают, боятся еще, дальше начинают загонять, потом прикусывать - и постепенно осваивают приемы, к полутора годам примерно. Приемы у каждого свои - зависит от силы, характера. Кто-то на круп бросается, кто-то на бок. Если волк слабее, он будет выбирать тактику, где меньше усилий, если трусливый - будет действовать, как безопаснее. И роли складываются: один гонит, другой направляет, третий в засаде...

И, кроме того, волчата же все это время играют друг с другом. Если сравнить, как волчонок атакует во время игры - и потом на охоте, выясняется, что одинаково. Заодно они учатся чувствовать, понимать друг друга. А потом эти навыки оттачиваются на реальных объектах. Они начинают с маленького, с зайца, учатся, как его оптимальнее взять. Причем обучение с одного раза идет: один раз ошибся - второй раз не повторит.

- А эта семья как-нибудь менялась, пока вы там жили?
- Только одного выгнали переярка. Очень тяжелый у него характер был, все время конфликты какие-то возникали - и выгнали его. Вроде бы агрессивный индивидуум должен стать доминантом. Но если эта агрессивность переходит какую-то грань, то вся социальная система, со всеми низкоранговыми индивидами объединяется и изгоняет его. Это такой механизм, купирующий чрезмерную агрессию. И этот зверь никогда не сможет найти полового партнера. Таким образом, если это ген агрессивности, он иссекается.

- И куда он пошел?
- Ну, вышел за пределы территории. У волков территории не соприкасаются, система не замкнутая. Граница от границы в двух-трех километрах, есть нейтральные зоны, чтобы особи могли выходить. Семья же не может расти бесконечно. Хотя размножается только одна пара, доминирующая, матерые волк с волчицей. У переярков даже течка не наступает, как правило; чтобы размножаться, им надо или уйти, или дожидаться, когда родители состарятся. Но все равно пометы большие - и примерно раз в четыре года семья достигает критической численности, тесно становится. У всех млекопитающих существует потребность в реализации определенного количества социальных контактов. И как только это количество выходит за пределы нормы, в группе начинается шумок, конфликты возникают. Увеличивается дистанция во время сна - это первый показатель. В норме-то они близко спят. Увеличивается количество агрессивных взаимодействий, социальная дистанция - и образуются группировки. Одна группа мало контактирует с другой, и в конце концов кто-то должен уйти. Остается доминирующая группа.

- А те куда?
- Там как повезет. Если зайдешь на чужую территорию, убьют. Но бывает, что можно присоединиться к другим - если у них группа малочисленна, им не хватает социальных контактов. Или к человеку выйдет, начнет овец резать.

Переярка выгнали и еще старик умер. Как раз было время, когда волчата из логова выходят. Волчата же рождаются в логове и вылезать не хотят, у них неофобия. А логово всегда устраивается где-то в другом месте, укромном, не у рандеву-сайта. И вот мы с вечера все там собрались, кроме старика. На рассвете меня разбудил визг - волчата голодные, мать их почти сутки не кормила. Только заглянет к ним на минутку - и назад, ложится перед логовом. И старшая сестра тоже. А остальные сидят вокруг, ждут, в напряжении. Мне уже накануне видно было, что волки волнуются, ждут чего-то. Часа четыре это длилось. В конце концов, из норы появляются мордочки, очаровательные такие. Очень волнующий момент был. Я помню, поймал себя на том, что тоже подскуливаю от восторга. Мать подползла, лизнула их, вернулась назад - и тогда они решились. Вывалились оттуда карапузы, доковыляли к маме, присосались. Все их окружили, обнюхивают…

И вдруг мы услышали страшный вой, просто жуткий. Сразу было ясно, что там что-то происходит ужасное. Мы побежали обратно - старик сидел на пригорке и выл, душераздирающе, какой-то крик отчаяния. И потом ушел - и все.

Матерый только через месяц занял его место. В течение месяца ни в какую туда не поднимался. Как будто какие-то поминки, объяснить я не могу. Я боюсь антропоморфизировать. Но я могу представить: во-первых, запах смерти - это очень сильная вещь для животных. Заранее они смерти не боятся, не знают, что такое смерть. Но запах смерти, пока волк умирает, пока еще не наступило окоченение, - панически боятся.

- А говорят, что волки съедают больных, старых?
- Да это все сказки. От драк молодые часто погибают: поранят - кровотечение или инфекция, не сможет передвигаться, ослабнет. До годовалого возраста только половина доживает. Но целенаправленно никогда не убивают. И про каннибализм это блеф. Конечно, можно довести. При блокаде и поволжской голодовке тоже и дети родителей ели, и родители детей ели.

На самом деле у них фантастически развита взаимопомощь. Они ведь и мне жизнь спасли. Мы с охоты возвращались, а охота страшно неудачная была. То несколько оленей ушло от нас, то еще что-то. Целый день и уже к вечеру, еле-еле ноги волочим. И волки уставшие, а я - можете себе представить. И где-то километрах в пяти от рандеву-сайта валун огромный лежал. Я подхожу к нему, надо присесть, уже правда сил никаких. И оттуда на дыбы встает медведь. А расстояние - как мы с вами. Я сейчас не помню: я закричал или он какие-то звуки издал - но волки услышали и бросились. Хотя один его удар мог этого волка распороть. Волчица его за пятку взяла - и тут уже душа поэта не вынесла, он пошел вниз, под склон.

Тогда я в первый раз задумался по поводу альтруизма: что это такое? Значит, это реализация биологической потребности. Что будет - зверь об этом не думает. И тогда я понял, что все что мы имеем, чем мы гордимся, - это не мы придумали, это все оттуда идет… Но интересно, что волчат они от человека не защищают - понимают, что лучше остаться производителю, чем всем погибнуть. И это приобретенное, культура. От любого другого зверя волчат защищают - от рыси, например, или от соседей, других волков.

- А бывает, что другие нападают?
- Это редко бывают, когда территориальные войны. Если иссякание пищи на той территории по каким-то причинам - как правило, из-за человека.

Доброго времени суток. Хочу поведать вам историю друга моего отца. Сразу предупреждаю любителей страшилок и пощекотать нервы — эта история не для вас, в ней нет страшных моментов, чертей, домовых и демонов, в ней нет колдовства и порчи, но и не без мистики. Эта история про жизнь — жизнь, где мы, люди, порой страшнее любых монстров!!!
Начну с того, что в начале восьмидесятых мой отец уехал на заработки в тайгу, куда-то в Сибирь. Там он подружился с местным жителем, назовем его Андреем (имя я изменил).
Ну и сдружились, прям не разлей вода. Все два года, что папа там проработал, они были вместе плечом к плечу. Пришло время уезжать, и с тех пор они не виделись лет двадцать пять, пока по воле судьбы вновь не встретились случайно, на одном из Московских рынков.
Все как полагается, пошли отмечать встречу в кафе за бутылочкой коньяка. Ну и когда присели отец заметил, что на правой руке у него нет двух пальцев, указательного и среднего.
— Что случилось??? — поинтересовался папа.
— Расскажу не поверишь, — ответил Андрей.
— Ты ж знаешь меня, тебе я верю и верил как некому, да и не лгали мы друг другу никогда. — настоял отец.
— Ну ладно, тебе расскажу, но до этого дня я никому этого не рассказывал, чтоб не смеялись надо мной и не принимали за сумасшедшего, — сказал Андрей и начал свой рассказ. Далее буду писать с его слов.
После твоего отъезда, года через два, к нам в село переехал один толстосум, восстановил колхоз, накупил тракторов, скот мелко и крупно рогатый, и потекла умеренная жизнь. Многие ушли к нему работать, небольшой, но стабильный заработок. Мы все были довольны несмотря на то, что этот богач чувствовал себя у нас богом и хозяином всех и вся. Вредным был до посинения, но мы терпели, а деваться некуда.
Так он вообще взбесился, когда начал пропадать его скот, свалили на волков. Ну и вправду, скорее всего они, так как останки скота часто находили в лесу обглоданными.
Назначил он награду за каждую голову убитого волка. Ну и понеслась прям золотая лихорадка по тотальному истреблению волков в нашей тайге. Я, конечно, не остался в стороне, халтурка-то никогда не помешает.
Дошло до того, что мы с мужиками разделились на две команды и начали соревноваться, кто больше голов принесет к вечеру. Спорили на три бутылки водки к вечернему застолью.
В первый день наша команда проиграла, и мы с мужиками договорились пораньше встать и уйти в глубь леса, чтоб побольше настрелять. Встали на рассвете, собрались и отправились в путь.
День начался удачно. Уже с утра мы успели подстрелить троих, а дальше тишина, вот уже несколько часов ни одного волка. Решили отдохнуть маленько и перекусить. А недалеко, под большим камнем, пещерка была, а оттуда волк выходит и рычит на нас, что показалось очень странным, так как они обычно при виде людей убегают. Ну я, недолго думая, пристрелил его метким выстрелом в голову со словами: » Четвертый готов». Поели, оставили тушу лежать (мы потом на обратном пути собирали их, соорудив настилки из хворосту).
Настреляли еще двух и решили идти домой, по дороге собирая кровавый урожай. Когда мы дошли до места нашего привала, я встал как вкопанный. Трое волчат впились в грудь мертвой матери-волчихи и пили молочко. Слезы хлынули рекой сами по себе, пока меня, как гром, не поразил очередной выстрел дробовика и слова одного из мужиков: «Одним выстрелом троих завалил, маленькие тоже головы». Я бросился к волчатам, подхватил одного еще живого на руки и, представь, маленький комочек шерсти, истекая кровью, умирал у меня на руках. Своими глазками-пуговками он смотрел мне в глаза, после чего лизнул мне руку, закрыл глазки, из которых выступили две капельки слез, и его сердечко перестало биться (я пишу, а у самого слезы).
Я начал орать: » Это же ребенок, вы убили ребенка, вы убили невинных детей. Они же дети, они ни в чем не виноваты. Какая разница человек или волк, дети все одинаковы». После чего я подскочил и начал бить всех подряд, чем попадется, я как с ума сошёл, пока меня не схватили и я немного успокоился. И что ты думаешь, они и их собрались кинуть до кучи. Я опять как с цепи сорвался со словами: «Не троньте их, а то всех перестреляю». Мужики оставили меня со словами: «Ну и оставайся с ними, мы пошли».
Я вырыл могилку, похоронил их вместе, маму и ее детишек. Долго сидел у могилки и просил у них прощенья, как сумасшедший. Начало темнеть, и я отправился домой.
Постепенно я начал забывать об этом случае, но на волчью охоту больше никогда не ходил.
Прошло несколько лет. Зима, работы нет, а семью надо кормить. Я отправился на охоту зайчика подстрелить, оленя если повезет. Весь день бродил, но ни одной живности в округе…
Вот уже собирался домой, как разыгралась снежная буря, да такой силы, что дальше носа ничего не видно. Ледяной ветер пронизывал до костей, я чувствовал, что начинаю замерзать, и если в ближайшее время не буду дома, то умру от переохлаждения… Ничего не оставалось кроме того, как идти домой наугад.
Так я пробродил в неизвестном направлении несколько часов, пока не понял, что окончательно заблудился. Силы покинули меня, я грохнулся на снег, не чувствуя ни рук ни ног. Не мог пошевелится, лишь изредка поднимал веки с мыслью еще раз посмотреть на мир перед смертью. Буря прекратилась, вышла полная луна, но сил уже не было, оставалось только лежать и смиренно ждать смерти. Когда в очередной раз открыл глаза, передо мной стояла та самая волчица со своими волчатами, они просто стояли и смотрели на меня… Помню мысль что пробежала в голове: «Я это заслужил, можете забирать меня».
Некоторое время спустя они развернулись и поднялись на холм, но, что самое интересное, в полной тишине я не слышал ни их шагов, не оставалось после них и следов. Ход времени будто замедлился, я чувствовал каждую секунду жизни, как вдруг гробовую тишину перебивает вой волков и ни одного, а целой стаи. Смотрю на холм, куда скрылись мои призрачные гости, а оттуда спускается целая свора волков. «Ну все, — подумал я, — вот она смерть, быть съеденным заживо». Мысли не было тянутся за ружьем, так как руки меня уже давно не слушались, оставалось наблюдать как смерть приближается все ближе и ближе.
Вот один уже у моих ног, следом подошло еще волков десять. Я бормочу: «Ну что, давайте, чего вы ждете, жрите пока тепленький». А они стоят и смотрят. Тот, что стоял у моих ног залез на меня и лег на живот, следом второй, третий… Они облепили меня со всех сторон, я не верил, думал, что сплю. От ног до головы я оказался в живой шубе из волков, их тепло со временем вызвало по всему телу невыносимую боль, но я был счастлив. Я чувствовал себя, они меня грели, они спасали меня. «За что???» — задавал сам себе вопрос. Я слышал, как они будто общаются, они что-то бурчали друг другу. «Они разумны» — подумал я, и спасают убийцу своих сородичей… На этой мысли уснул…
Проснулся утром от криков мужиков с села, что вышли меня искать. Весь снег был вокруг меня в волчьих следах. Я поднялся и двинулся кое-как им навстречу, безоблачное небо и яркое солнце. Я жив, это чудо!!!
Вот тогда я и потерял два пальца от обморожения. Думаю это единственное, что мои спасители не прикрыли собой. Как видишь, они уже никогда не выстрелят из ружья и никого не убьют.

На этом он закончил свой рассказ. Спасибо, что уделили время и всего вам доброго.

В ближайшую пятницу на все киноэкраны Испании выходит новая картина молодого, но уже известного испанского режиссера Херардо Оливареса (Gerardo Olivares). Фильм называется «Среди волков» («Entrelobos») и основывается на реальной истории, произошедшей в Андалусии в 50-60ые годы прошлого столетия…

На фото ниже - не актер, а реальный герой случившейся когда-то истории...

Кинорежиссер Херардо Оливарес подчеркивает, что Маркос Родригес Пантоха не стал волком, он не рос в стае с рождения. Но волки приняли его и стали его единственной настоящей семьей. Оливарес говорит, что не сойти с ума от одиночества и выжить мальчику помогли не только звери, но и богатое детское воображение и приводит в пример слова Маркоса о том, что звери ему улыбались. Оливарес считает это выдумкой, но я знаю точно, что волки и собаки (и даже некоторые коты!) любят улыбаться и делают это регулярно и с удовольствием! Особенно рядом с теми, кого они любят…

Маркос, проживший 12 лет в диких лесах Сьерры Морены (Sierra Morena), вспоминает сегодня, как он стал вожаком волчьей стаи. «Я убивал, чтобы есть. Я заскакивал на спину оленя и перегрызал ему глотку. Волки всегда знали, что я поделюсь с ними мясом. Я делился с ними добычей, мы были друзьями. Волки шли за мной и относились ко мне с уважением… К тому же я умел добывать огонь, поэтому они меня побаивались. Но мы всегда отлично ладили. Бывало я попадал в опасность, - тогда я издавал свой клич и мои друзья всегда приходили мне на помощь».

Бывало холодно и голодно, порой одиноко, но в целом Маркос чувствовал себя в горах абсолютно счастливым. «Конечно, я был счастлив»,- говорит он уверенно. «Я спал, когда уставал; ел, когда был голоден». Со временем волосы его отрасли, ногти стали похожи на острые волчьи когти. Когда окончательно дорвалась та плохонькая одежонка, в которой он вышел из отчего дома, маленький дикарь стал одеваться в оленьи шкуры. Он стал гармоничной частью окружающего его дикого, но по-своему доброго и справедливого мира. Не только волки были его друзьями: он научился языку многих диких зверей и птиц - он понимал, что говорят дикие козы, змеи, орлы, олени и зайцы и умел имитировать звуки, которые они издают. Понимать зверей было проще, чем людей. И звери никогда его просто так не обижали и не предавали. Так он прожил 12 лет…

В 1965 году, когда нашему герою было уже около 20 лет, Гражданская Гвардия устроила на него настоящую охоту в тех далеких андалузских горах. Не понятно, кому он помешал, но его искали, ловили и поймали. Сам он рассказывает следующее: «Я увидел мужчину верхом на лошади и очень испугался. Позвал на помощь волков, но началась стрельба и они тоже перепугались. Меня схватили и я укусил одного из них, поэтому мне в рот сунули платок и связали меня веревками. Мужчины переговаривались между собой: «Осторожнее с ним, он дружит с животными…».

Художественный фильм «Среди волков» заканчивается охотой на Маркоса. Ничего не говорится о том, как и чем встретил молодого лесного жителя жестокий мир людей: как над ним смеялись и издевались. «Он был умен», - говорит о своем герое Оливарес, - «иначе он бы не выжил в одиночку в горах. Но он был невинен и поэтому весь мир потешался над ним. Ведь сначала он даже не знал, что такое деньги».

На фото - Маркос во время съемок фильма о его жизни. С волком - одним из участников фильма. Обратите внимание на доброту его глаз и улыбки. И волк, между прочим, тоже улыбается!

Как же прожил свою жизнь андалузский Маугли? Когда бравые гвардейцы отловили Маркоса в горах, то сначала они попытались вернуть его домой, к отцу, который когда-то продал его козопасу. Но папаша и слышать о нем не хотел. Тогда его отдали на воспитание на какую-ту горную ферму, откуда он попал в монастырский приют. В приюте он пробыл год: его учили снова быть человеком, хотя ему этого вовсе не хотелось - он учился говорить и есть, сидя за столом, с помощью столовых приборов. Его пытались привести в соответствие с реальным миром. Поскольку Маркосу было уже больше 20 лет, то его отправили на два года в армию. Потом он работал на Балеарских островах, по ресторанам и барам. Долго жил в Малаге. Сейчас он живет в маленькой деревне, затерянной в галисийских горах. В теле 65-летнего человека по-прежнему скрывается наивный, чистый и добрый мальчик, умеющий говорить с лесными зверями. У него тело и грация 20-летнего юноши. Он и по сей день считает те 12 лет в горах с волками самыми счастливыми в своей жизни. Он никогда не был женат и очень жалеет, что у него нет своих детей. Сейчас он счастлив: он живет в большом красивом доме с семьей, которая, как когда-то стая волков, приютила и полюбила его. Но он часто уходит в горы и издает призывный волчий клич, на который выходят из лесу волки, чтобы повыть вместе в хмурое небо Галисии.

На фото ниже: волки, режиссер Херардо Оливарес (в красной куртке) и Маркос. Все стали друзьями.

Маркос собственной персоной появляется в фильме «Среди волков». В самом финале. Он едет на велосипеде по горной тропинке. Останавливается. Снимает майку, садится на камень и начинает выть… Вскоре появляется один из волков и приветствует своего человеческого брата, и по сей день лучше понимающего волков, чем людей. Конец фильма. Конец истории.

Наверно, фильм скоро будет переведен и на русский язык, тогда вы сможете его посмотреть. Я его пока не смотрела, но меня взволновал не фильм, а история одной человеческой жизни, которую люди пытались изувечить, а волки - спасти.

В статье использованы материалы и кадры из художественного фильма «Среди волков» Херардо Оливареса, из его документального фильма и из испанской прессы.