Полковая разведка. Войсковая разведка в годы великой отечественной войны

Глава 4. Разведка и свободное общество В наше время Соединенным Штатам брошен вызов группой стран, проповедующих иную жизненную философию, другое мировоззрение, правительства которых настроены к нам враждебно. Это само по себе открытие не новое. Мы и раньше сталкивались

Глава 12. Разведка - инструмент политики Информация, получаемая разведывательной службой агентурным путем или из открытых источников, мало полезна, пока не попадет в руки, так сказать, «пользователей» - облеченных властью лиц, которые делают политику. И они должны

Глава 15. Разведка в «холодной войне» Незадолго до большевистской революции в ноябре 1917 года состоялись всероссийские выборы делегатов в Учредительное собрание, которое должно было выдвинуть лидеров новой России.Это были последние и, по-видимому, единственные свободные

Глава 17. Разведка и наши свободы Время от времени нас предостерегают: разведывательная служба и служба безопасности могут стать угрозой для наших свобод, а секретность, в условиях которой эти службы должны в силу необходимости действовать, явление само по себе

Глава 4. НО РАЗВЕДКА ДОЛОЖИЛА ТОЧНО… ПРОСКРИПТУМКровавая трагедия 22 июня 1941 г. была неминуемо неизбежна, потому как была предрешена. Однако не потому, что советская разведка (как сообщество разведывательных служб СССР) не смогла установить точную дату нападения.

Глава 8 Разведка в годы необоснованных репрессий Рассказывая о начальниках внешней разведки, мы вынуждены были указывать, что тот или иной руководитель погиб в 1937 году или позже в результате сталинских репрессий. Страшные 1937–1939 годы, получившие название «ежовщина»,

Апрель 1943 года

Гибель Малечкина решила судьбу многих из нас. Солдат с пулеметами отдали в стрелковые полки, штаб батальона и его тыловые службы расформировали, и 4-ый отдельный гвардейский пулеметный батальон перестал существовать.

Для нового назначения меня вызвали в штаб дивизии. После короткого разговора мне предложили перейти в полковую разведку.

Решай сам! Или разведка, или стрелковая рота в полку! Сходи, погуляй и давай ответ!

Я вышел, перекурил и дал согласие на полковую разведку. Меня направили в 52 гвардейский стрелковый полк. |Начальника штаба майора Денисова Н.И. я знал в лицо. Мы прежде несколько раз встречались с ним в штабе дивизии. Меня назначили к нему помощником по разведке. С командиром полка я не был знаком.|

Хотя, в должности начальника штаба пулеметного батальона я от передовой надолго не отрывался, но разведка была для меня незнакомым и новым делом.

В беседе с командиром полка я узнал, что в полку сейчас острая нехватка людей.

Пока мы стоим в обороне, - пояснил он. - Присмотрись к своим солдатам, изучи передний край и зря к немцам не суйся. Организуй наблюдение и учти!

Сейчас твои разведчики используются на охране КП и стоят в ночных дозорах. Ты их не тронь. От несения службы не отвлекай. Оборона растянута. В полку людей не хватает.

Смотри сюда! - и он, по карте, показал участок обороны полка.

Высота 203, Сельцо, Старина, Левый берег реки Вопря, Высота 248, Ректа, Починок |Он, по карте, показал участок обороны полка. |.

Немецкий край обороны проходит по недостроенной насыпи железной дороги, деревни Скляево, Морозово, село Петрово, Высота 243, Отря и Забобуры. Далее на станцию Казарина, Лосево, Рядыни и Шамово.

Не исключена возможность, что немцы проведут разведку боем нашего переднего края, пустив до роты солдат. Начальник штаба даст тебе провожатого. Пойдешь во взвод полковой разведки. Находиться будешь там. Познакомься с людьми. Что надо - придешь ко мне.

Командир полка позвонил начальнику штаба. Майор |Денисов| дал мне в провожатого сержанта |телефониста| . Мы с ним отправились на передовую.

Были последние числа марта. В воздухе пахло сыростью и прелой листвой. Конец марта выдался тихим и теплым. Туман подобрал остатки снега. Солнце слизнуло остатки льда в оврагах и лощинах. Подсохли дороги, но грязь в низинах была.

На передовой свой порядок хождения по открытой местности. Под утро движение в пределах прямой видимости прекращалось. Солдаты приваливались к стенкам своих окоп, неторопливо дымили цигарками и для пущей важности выглядывали иногда за бруствер, посматривая в сторону немцев. Немцы по ночам не стреляли, но светили усиленно ракетами. Днем в нашу сторону летели снаряды и мины. Малого калибра к окопникам, а тяжелые - к тыловикам.

Весенняя грязь лежала поверх земли. По цвету и виду она подстать окраски солдатской шинели. Такая же линялая и бесцветно-серая. Дожди не успели смыть прошлогоднюю грязь с земли. Голые кусты и деревья стояли повсюду.

Взвод полковой разведки располагался в овраге неподалеку от передовой. Сюда в овраг можно было пройти по кустам даже днем незамеченным. Три небольшие землянки, врытые в склон оврага, прилепились друг к другу на небольшом участке земли. Вдоль землянок не широкая полоса сухой, утоптанной солдатскими ногами земли.

Над оврагом когда-то стояли деревья. Их спилили, и они валялись вокруг. Отдельно стоящие деревья могут служить немцам хорошим пристрелочным ориентиром. На передовой их старались всегда заранее убрать.

Мы спустились по крутой тропинке в овраг, и пошли в направлении землянок. Около них стоял часовой.

Солдат с автоматом сидел на стволе поваленной березы. Он пригнул голову вниз, и что-то ковырял прутиком в земле. Он не обратил на нас никакого внимания. Мало ли кто здесь без дела шляется?

Мы приблизились к нему. Он бегло окинул нас взглядом. Много тут всяких славян ходят. То идут на передовую, то возвращаются обратно. Ни от своих его здесь овраг охранять поставили. Немцы другое дело. У немцев форма другая. Их сразу видать.

По внешнему виду часовой ничем ни отличался от солдата стрелковой роты. Взять хотя бы для сравнения пулеметчика. Его по костям, по ширине плеч от стрелка всегда отличишь. Обозника тоже. Потому как он одет. По ремню, который у него ниже живота, как хомут, болтается.

Откровенно я не подумал что это разведчик. И потому решил, что мы не дошли до места.

На часовом была какая-то потертая, рваная и грязная шинель. Шапка блином придавлена сверху. У него небритое лицо, закопченные руки с черной полосой под ногтями.

Я взглянул на его ноги. На ногах кирзовые сапоги с оторванной подошвой, подвязанной телефонным проводом. И кто только дал ему автомат, висевший на плече? Автомат на плече отличал его несколько от простого пехотинца.

Ну, вот и дошли! - сказал сержант.

Часовой, услышав "Дошли!" сообразил, что мы явились в разведку. Он нехотя поднялся с березы, вытер ладонью нос, повернул в нашу сторону лицо и улыбнулся. Покашляв немного, простуженным, хриплым голосом он спросил:

Кого будить сержант? Командира взвода нет! Старшина тоже уехамши! Помкомвзвод в землянке спит! Он, с дежурства пришедши!

Сержант подошел и опустился на поваленную березу. Достал кисет и спросил часового:

Будишь курить?

Давай закрутим!

Сержант оторвал кусок газеты и передал его разведчику. Солдат запустил свою грязную лапу в кисет сержанта, взял пальцами щепоть, и шурша обрывком газеты, ловко скрутил и заклеил слюнями папироску. Он толкнул локтем сержанта и нагнулся прикурить. Солдат затянулся пару раз и посмотрел на меня. Посмотрел и почему-то глубоко вздохнул.

Вот здесь в этих трех землянках и располагаются ваши разведчики! - сказал сержант.

Разбуди помкомвзвода! Скажи! Новый начальник полковой разведки к вам прибыл!

Завтра подтянем вам сюда телефон! Соединим со штабом полка напрямую!

Располагайтесь товарищ старший лейтенант, а я пожалуй пойду с вашего разрешения.

Конечно, иди! - согласился я, пожав плечами.

Из прохода землянки наружу вылез разбуженный помкомвзвод. Сержант распрощался и подался обратно.

Помкомвзвод, в накинутой на плечи шинели, сгорбленный и заспанный приблизился ко мне. Он хотел, было доложить, как положено по форме, но я его становил и пригласил присесть на поваленную березу. Он сел рядом со мной и продолжал ладонью тереть глаза, жалобно и громко зевать.

Извините! Я только что прилег после дежурства! Больше суток и все на ногах!

Ничего! Пойди, умойся!

Мое предложение умыться сконфузило его и даже привело в замешательство. Он не знал, что ответить и как сказать, что они вообще тут никогда не умываются. Да и воды для этого дела у них тут нет.

Ладно, покури! - сказал я, поняв его затруднения.

Когда командир взвода вернется?

Федор Федорыч?

Его Федор Федорыч зовут?

Да! Они со старшиной за обмундированием поехали и завтра к утру должны вернуться.

На полковой склад?

Нет, в медсанбат! Там с умерших снимают! Если не рваное и не потрепано наши берут. Ребята поизносились. Некоторые совсем без сапог. Вон как Пряхин.

Из разговора с помкомвзводом я узнал немногое.

Вот что старший сержант! Я тоже больше суток не спал. Покажи мне место, где я могу лечь, и давай мы с тобой отоспимся, как следует.

Он подвел меня к землянке, мы спустились в темноту. Он показал мне свободное место на нарах и я лег на слой подстилки из хвои. Под-голова мне дал старший сержант какой-то мешок. Проснулся я поздно. Внутри темно. Огляделся - в землянке никого. Полежал, прислушался к голосам снаружи. С краю, висевшей в проходе тряпки видна была светлая щель. Она то наполнена светом, то закрывается тенью проходящих мимо солдат. Из оврага попахивает дымком, слышны непонятные обрывки речи. Где-то рядом зашуршала двуручная пила, слышны удары топора по сучьям. Кто-то клацал затвором, видно проверял и чистил оружие.

Что там за начальник к нам прибыл? Спит и не вылезает наружу!

Кто его знает? Начнет с оружия? Или по фамилиям будет вызывать?

Я не торопясь, поднялся с нар, выбрался наружу, дыхнул чистого утреннего воздуха и с удовольствием потянулся.

В овраге сидели, стояли и ходили солдаты. Старшего сержанта среди них не было.

А где помкомвзвод? - спросил я у часового.

Теперь на посту стоял другой молодой солдат. Он был опрятно одет, подтянут и смотрел веселее.

Допоздна я просидел с солдатами, расспрашивая их о службе в разведке.

Похожая информация.

Военный боевик от автора бестселлеров «Фронтовик», «Танкист живет три боя. Дуэль с “Тиграми”» и «Сибиряк. В разведке и штрафбате». Советские бронепоезда против немецких панцеров. Сталинская броня против крупповской стали. На гражданке он был простым машинистом и в 1941 году вместе со всей своей паровозной бригадой мобилизован в состав бепо (армейское прозвище бронепоездов) «Козьма Минин». Он чудом выжил под Москвой в неравном бою против гитлеровских танков. После госпиталя – фронтовая разведка, диверсионные рейды по немецким тылам: любой ценой уничтожать ж/д мосты, «рвать железку», пускать под откос вражеские эшелоны. Но опытные машинисты – на вес золота, экипажи бронепоездов несут огромные потери, и разведчика возвращают на бепо – в самое пекло, на железнодорожную батарею под Сталинградом… Книга также выходила под названием «Броня. „Этот поезд в огне…“».

Из серии: Библиотека военных приключений

* * *

компанией ЛитРес .

Полковая разведка

Госпиталь в Рязани оказался в бывшем здании школы. Палаты – бывшие классы, на двадцать коек. Но зато тишина, покой, матрацы на кроватях, простыни – невидаль для войны, прямо роскошь. И кормежка приличная.

Сергей быстро шел на поправку. Организм был молодой, сильный, жажда жизни огромная.

На пятый день, когда перестала кружиться голова, он начал вставать с постели и подходить к окнам. На улице – лето в разгаре, деревья зеленые, девушки и женщины мимо ходят по тротуару.

Солдаты и офицеры собирались в коридоре послушать сводки Совинформбюро. Положение на фронтах было тяжелым, немцы рвались к Волге, на Кавказ. Раненые – люди с боевым опытом и чувствовали все, что недоговаривал диктор. Если Левитан читал: «…у города идут упорные бои оборонительного значения», значит, жди перемен и, как правило, сдачи города.

Кто-то стремился попасть в госпиталь даже при пустяковом ранении – отлежаться, а потом и вовсе попасть в тыловые части – ездовым, в военную почту, в ремонтно-восстановительные бригады. Но таких было меньшинство. Другие рвались на фронт, даже не долечившись. Враг наступает, и его надо остановить. Не за коммунистические идеи дрались, хотя фанатики тоже были, но за свой отчий дом, за семьи, за Родину.

Потом у Сергея стал восстанавливаться слух. На правое ухо он вернулся к концу дня, когда прозвучал роковой взрыв, а вот левое ухо долго не слышало.

Звуки возвращались постепенно. Сначала левое ухо стало слышать звуки громкие, да и то как через вату. Но лечение и покой давали свои результаты, и уже через две недели Сергей стал различать речь. Однако шепота еще не слышал.

– Через десять дней слух восстановится, – сказал лор-врач, – барабанная перепонка не полностью повреждена была. Вам еще повезло, баротравма – дело серьезное, после нее, как правило, глухота бывает.

Сергея передернуло. Быть глухим – плохо, но еще страшнее – быть слепым. Был у них в палате такой боец, которому осколками мины глаза выбило. Уж лучше руку потерять или ногу.

Однажды Сергею приснился страшный сон. Сначала он увидел себя на погибшем паровозе, на месте машиниста. Рельсы и шпалы под колеса летят, встречный ветер в лицо – аж дух захватывает. А потом – облик женщины-матери, как на военных плакатах. Молчит она, рта не раскрывает, а Сергей голос ее в голове слышит. И голос знакомый, как будто мамин:

«Не печалуйся, Сергунька! Будет у тебя еще паровоз новый после войны. А сейчас оружие в руки брать надо, Отчизна в опасности!»

Рядом закричал во сне раненый, и Сергей проснулся с бьющимся сердцем. Привстал, огляделся. Палата освещалась тусклым светом синей маскировочной лампочки, висящей над дверью. Раненые спали: кто-то храпел, другие постанывали, порой кричали во сне, вспоминая ужасы войны.

Что это за сон был? Видение контуженного мозга или кто-то свыше пророчествовал? Сергей комсомольцем был, как и многие в депо. Но в Бога верил. Не напоказ, конечно – за такое из комсомола в два счета вылетишь. Но когда попал в состав бронепоезда, мать ему иконку вручила – маленькую, со спичечный коробок.

– Береги, у сердца носи, и Никола-угодник пулю отведет, – напутствовала она его.

Сергей снова улегся, но до утра уже не уснул.

Через две недели его выписали. Вместе с другими выздоровевшими его посадили в грузовик и привезли на сборный пункт. Тут были военнослужащие разных специальностей: связисты и минометчики, танкисты и артиллеристы, саперы и шоферы. Почти каждый день на сборный пункт приезжали «покупатели» – так прозвали представителей воинских частей. Они отбирали себе команду и возвращались в часть. При нехватке специалистов брали всех. Наводчика орудия быстро не обучишь, но подносчика снарядов к пушке физически сильный боец вполне заменит. Как писалось в документах: необученный, годен к строевой службе.

У немцев было не так. Раненые после госпиталей возвращались не только в свой род войск, но обязательно в свой полк, свой батальон. Их окружали знакомые лица, знакомая механика, да и боевое братство нельзя сбрасывать со счета.

Были в РККА указания – танкистов только в танковые войска, летчиков – в летные части, артиллеристов, особенно из ИПТапов – в артиллерию. Сергей же со своей специальностью машиниста оказался один. «Покупатели» приезжали, с командами отправлялись в свои части, а Сергей застрял на сборном пункте. Насчет машинистов особых указаний не было, а «покупатели» выбирали воинов опытных, владеющих техникой своего рода войск. И Сергей пошел на авантюру.

– Служившие в разведке есть? – задал вопрос очередной «покупатель», и Сергей шагнул вперед: – Рядовой Заремба.

Лейтенант кивнул и сделал пометку в списке карандашом.

Служивших в разведке набралось шесть человек. Лейтенант распорядился отойти им в сторонку, и перед строем уже занял место другой «покупатель».

– Водители-механики есть?

А лейтенант тем временем собрал солдатские книжки и стал их просматривать. Попутно изучал справки из госпиталя и, когда дело дошло до Сергея, удивился:

– Ты же сказал – из разведки, а тут написано – зачислен в экипаж бронепоезда № 659.

– Товарищ лейтенант, на бронепоездах тоже разведка есть, – соврал Сергей.

Разведка на бронепоездах была, только артиллерийская, да и то на тяжелых. А «Козьма Минин», где он служил, относился к бронепоездам средним. Но лейтенант таких тонкостей не знал, терять лицо не хотел и потому просто кивнул.

Так Сергей попал в полковую разведку. Вместе с лейтенантом они поехали на видавшей виды полуторке в расположение части. Понеся в боях значительные потери, полк стоял в тылу на доукомплектовании. Части «технические» – танкисты, артиллеристы, летчики – отводились далеко в тыл, как правило, к заводам, производящим боевую технику. Там они ее получали и убывали с ней на фронт. А пехотный полк зачем отправлять в глубокий тыл? Основной костяк есть, а новобранцев проще в полк привезти.

Разместились в казарме. Для полковой разведки отдельный закуток был, отделенный от основной части фанерной перегородкой.

Лейтенант оказался командиром взвода разведки – это он был «покупателем». В отличие от простых пехотинцев разведчиков не занимали упражнениями по штыковому бою и хождению строем.

На второй день после прибытия лейтенант повел своих бойцов на стрельбище.

– Служба наша скрытная, и стрельбе в ней не место. Коли дошло дело до стрельбы, считай, провал. Втихую прошли линию фронта, взяли языка – и назад. Если в своем тылу немцы обнаружат, уйти не дадут. А если на «нейтралке» – засыплют минами, пулеметчики головы поднять не позволят. Но все же иногда боестолкновения случаются. Поэтому я посмотреть хочу, кто на что способен. Для начала – трофейное оружие.

Сержант вытащил из ящика два трофейных автомата, и волновавшийся до этой минуты Сергей немного успокоился. У него не было богатого опыта в стрельбе, но при стычке с диверсантами Виктор хотя бы показал ему, как обращаться с трофейным оружием. Поэтому Сергей снарядил магазин и приткнул его к оружию, предварительно откинув приклад.

– Занять позицию для стрельбы, – скомандовал сержант.

Второй боец лег, а Сергей остался стоять.

Лейтенант усмехнулся – стрелять стоя сложнее, и либо новичок выпендривается, либо он на самом деле стрелок классный.

В качестве мишеней поставили пустые консервные банки из полковой кухни. Дистанция – полсотни метров, дальность эффективного боя из пистолета-пулемета.

– Огонь! – скомандовал сержант.

Сергей взвел затвор, прицелился, нажал на пуск и тут же убрал палец. Выстрел получился одиночным. Это наши, советские, пистолеты-пулеметы частили, как швейные машинки, а «немцы» имели едва ли не вдвое ниже темп. Потому, даже не передвигая переводчик на одиночный огонь, можно было делать одиночные выстрелы.

Бах! Одна банка подпрыгнула. Бах! Вторая подскочила и покатилась.

А вот второй боец начал стрелять очередями – короткими, экономными, по три-четыре патрона, но ствол все равно задирался. Он израсходовал полмагазина, а попадание оказалось одно. У Сергея же из пяти выстрелов было четыре попадания.

– Неплохо, – похвалил лейтенант.

Потом стреляли другие новички. Кто хуже, кто лучше, но Сергея никто не превзошел.

Потом поставили фанерный щит с настоящей мишенью для стрельбы из пистолета. Сержант вручил одному из бойцов револьвер и семь патронов.

– Заряжай, стрельба по готовности.

Лейтенант как бы невзначай посмотрел на часы.

Боец возился с заряжанием барабана долго – без навыка зарядить револьвер быстро не получится. Потом прозвучало семь выстрелов.

Лейтенант посмотрел на часы и скривился. Понятно, в боевых условиях оружие заряжают заранее.

– Принести мишень!

Боец принес щит. Все пули угодили в мишень, но центр ее, «десяточка», остался не пораженным.

Вторым стрелял Сергей. Он уже обратил внимание на то, что лейтенант незаметно засекает время, и потому, получив патроны, действовал быстро. Выдвижным шомполом выбросил стреляные гильзы и вогнал патроны в каморы. Револьвер был довоенного выпуска, так называемый офицерский, с самовзводом – перед выстрелом его можно предварительно не взводить, просто жать на спусковой крючок. Но тогда прицельной стрельбы не получится.

Такая стрельба самовзводом необходима при столкновении с врагом на короткой, три-пять метров, дистанции, когда промахнуться сложно. Поэтому Сергей решил стрелять, взводя курок пальцем. Едва захлопнув дверцу барабана, он взвел курок большим пальцем, и мушка легла в центр мишени. Выстрел. Тут же снова взвел курок – выстрел! И так семь раз подряд, пока не кончились патроны в барабане.

– Стрельбу закончил! – доложил он.

– Принести мишень!

Сергей бодро сбегал за щитом.

Лейтенант стал рассматривать мишень, а из-за его плеча любопытствовал сержант.

Комвзвода явно был разочарован: две пули в «десятку», рядом, а пять – а «девятку», с разбросом, кучности нет.

– Одну секунду, товарищ лейтенант. – Сержант вытащил из-за отворота пилотки огрызок карандаша и соединил на мишени пробоины. Получилась пятиконечная звезда.

У лейтенанта от удивления поднялись брови.

– Я видел отличных стрелков, но чтобы так! Да ты снайпер прямо!

Сергей и сам не ожидал от себя таких талантов. Револьвер он держал в руках третий раз в жизни, но вот получилось высокий класс показать. Решил – случайно повезло. Известное дело, дуракам, пьяным и новичкам везет.

Но отныне к нему прилепилось прозвище. Каждый разведчик имел прозвище, которым пользовались по другую линию фронта, у немцев. Кто-то выбирал его себе сам, другим давали сослуживцы, учитывая черты характера и фамилию. А вот к Сергею после стрельбища приклеилось.

В рукопашном бою Сергей сплоховал. Сила и ловкость у него были, а вот знание приемов отсутствовало. Так же и в ножевом бою. Бой на ножах проводил сержант Ильин, оказавшийся вертким и, как уж, быстрым. Каждая схватка с ним заканчивалась через несколько секунд, когда нож оказывался у шеи Сергея.

– Отставить занятия, стройся! – скомандовал лейтенант. – Ошибки свои и недоработки сами увидели. Надо подтянуться, потренироваться. Через неделю полк выходит на передовую, и там уже не до занятий будет, командование будет требовать выполнения заданий: «языка» взять либо установить позиции батареи, номера противостоящих частей и их вооружение. Любая недоработка здесь там закончится потерями. Работать будем с утра до вечера, до седьмого пота. Всем ясно? Кто боится, не согласен – скажите сразу, отправлю в пехоту. А сейчас – на обед.

Взвод шел строем, но песни не пели. Какие песни о победах конников-буденновцев, когда немец на всех фронтах прет?

После обеда полагалось полчаса отдыха, и в это время к Сергею подошел сержант:

– Ты где так стрелять научился?

– В Осоавиахиме, когда на значок «Ворошиловский стрелок» сдавал.

– Хм, – недоверчиво хмыкнул сержант, – давай так: ты меня секретам учишь, а я тебя бою на ножах.

Сергей кивнул. И в самом деле, не спорить же с сержантом.

На следующий день, когда после завтрака взвод отправился на стрельбище, пожаловал полковой комиссар. Разговаривал он с лейтенантом, но Сергей стоял недалеко и весь разговор слышал.

– Иванов, как пополнение?

– В целом – неплохие бойцы, у некоторых прямо таланты. Например, у рядового Зарембы.

– Какие же?

– Стреляет хорошо.

– Да? Тряхну-ка я стариной…

Видимо, комиссар был отличным стрелком. Вокруг взвод разведчиков, бойцы решительные, смелые, таким палец в рот не клади, по локоть руку отхватят. И если он промахнется, слух разнесут по всему полку.

Комиссар достал из кобуры «наган»:

– Бросайте!

Сержант подкинул высоко в воздух консервную банку. Попасть в цель на лету очень сложно, но комиссар выстрелил и попал. Банка перевернулась в воздухе от удара пули.

Когда банка упала, один из разведчиков подобрал ее и поднес командирам. Комиссар довольно осмотрел пробоину в банке и повернулся к лейтенанту:

– Твой этот…

– Заремба…

– Да, Заремба. Он так сможет?

Лейтенант обернулся:

– Заремба, ко мне!

Сергей подбежал. Как и положено по Уставу строевой службы, ладонь к виску вскинул и по всей форме доложился старшему начальнику. Выстрел комиссара он видел и оценил по достоинству.

– Так сможешь?

Сергей пожал плечами:

– Не пробовал, но можно.

Лейтенант вытащил из кармана немецкий трофейный «Вальтер РР» и протянул Сергею:

– Держи. Курок взводить не надо, как в револьвере.

Сергей отошел от командиров на пяток шагов. Сержант взял банку, посмотрел на Сергея:

Банка взлетела в воздух. Ох и хитер лейтенант! Пистолет сидел в руке, как влитой, и отдача комфортная.

Сергей сделал выстрел, второй, третий, пока не израсходовал весь магазин, пока пистолет не встал на затворную задержку. После каждого выстрела банка подлетала и переворачивалась. Пули не давали ей упасть, и с их помощью она раз за разом преодолевала силу земного тяготения. Но вот патроны кончились, и банка упала.

Наступила тишина. Попадания Сергея все видели своими глазами и были шокированы. Это просто нереально, так стрелять никто не мог.

Первым пришел в себя сержант. Он сбегал за банкой и поднес ее командирам. Комиссар взял банку в руки – она была вся изрешечена.

– Сколько патронов было в магазине? – спросил он.

Комиссар посчитал дырки – все сходилось.

– Сынок, – обратился он к Сергею, – да ты просто уникум, тебе бы в цирке выступать. Молодец!

Сергей вытянулся по стойке «смирно»:

– Служу трудовому народу!

Комиссар помедлил, потом расстегнул ремешок наручных часов, снял их и протянул Сергею:

– Держи, носи с честью. Мне их сам Семен Михайлович за отличную службу подарил на армейских соревнованиях.

Сергей принял часы:

– Спасибо, товарищ полковой комиссар.

Комиссар похлопал Сергея по плечу и ушел, а к Сергею сразу подошли сослуживцы.

– Дай посмотреть, – попросил лейтенант.

Сергей протянул ему часы. Лейтенант покрутил их, перевернул. На обороте была выгравирована надпись: «За отличную стрельбу».

После лейтенанта часы взял сержант, а потом они и вовсе пошли по рукам.

Когда подарком налюбовались все и часы вернулись к своему новому владельцу, лейтенант поучительно сказал:

– Вот так стрелять каждому бойцу надо! Тогда врага погоним.

Они приступили к занятиям. Сергей ощущал на руке непривычную тяжесть: раньше он часов не имел. Как и велосипед, часы были далеко не в каждой семье. А уж мотоцикл, предел мечтаний, был вообще редкостью.

Но вечером этого же дня комиссар явился к разведчикам в казарму, да не один. С ним был незнакомый Сергею капитан.

– Заремба, в разведке ты свой талант в землю зароешь. Тебе надо в снайперскую школу. Ты же готовый снайпер, – принялся его обрабатывать капитан.

– В разведке служил, хочу продолжить, – уперся Сергей.

То служба на паровозе, то госпиталь, сейчас учебу предлагают… Сергею же хотелось на фронт, фашистов бить.

Капитан говорил с ним с четверть часа, но своего не добился.

– Жаль, пропадает талант. Сам знаешь, в разведке стрельба – провал задания. Кто с ножом поработает, найдем, нам снайперы нужны. На полк разнарядка – двух толковых бойцов послать.

– Случайно вышло, товарищ капитан.

– Вот упрямый! Пожалеешь еще, служба в разведке – не сахар.

– Так и снайпером не лучше.

Капитан выругался от досады и ушел.

Подошедший лейтенант спросил:

– Чего он от тебя хотел?

– В снайперы блатовал.

– Ему по должности положено, начальник боевой подготовки. А ты?

– Отказался.

– Ну-ну…

Лейтенанту отказ Сергея явно понравился. Комвзвода сам выбрал и привез новичков, с какой стати переводить их в другое подразделение?

Следующим днем они учились бросать ножи, драться саперными лопатками и кидать гранаты.

Разведчики точили лопатки до бритвенной остроты, такими шею врагу перерубить запросто можно, как топором. И укрытие вроде мелкого окопа вырыть в случае нужды. До этого Сергей думал, что лопатка нужна только для окапывания. Но отдельные умельцы саперную лопатку метали в цель не хуже ножа, на треть вгоняя лезвие в бревно. Для разведчика нож главнее автомата, им можно беззвучно снять часового, убить пулеметчика. И потому тренировкам с ножом и саперной лопаткой времени уделялось много.

А еще учили маскироваться на местности, скрытно переползать, обнаруживать мины. Немцы на нейтральной полосе всегда устанавливали минные поля с противопехотными и противотанковыми минами. Во взводе был разведчик из бывших саперов, и его делом было мину обезвредить. Но найти ее и обойти стороной должен был сам разведчик.

Часто немцы применяли прыгающие мины – наши бойцы называли их «лягушками». Если наступил на такую – взвел ударник, снял ногу – вышибной заряд выбрасывает мину вверх на метр, и она там взрывается. Подрыв на такой мине калечил всегда – взрывом отрывало ноги. Зачастую перебинтовать, наложить жгут не удавалось. А сработавшая мина на «нейтралке» – сигнал для немцев. Тогда они начинали засыпать ничейную землю минами из ротных минометов, причем мин не жалели.

Снаряды из пушки входили в землю основательно, оставляя глубокие воронки, и у окружающих был шанс уцелеть. А мина рвалась, едва коснувшись земли, и осколки летели над поверхностью, поражая лежащих.

И дежурные пулеметчики патронов не жалели, каждые несколько минут били в темноту беспокоящим огнем. А уж если «лягушка» срабатывала! Ракетчики освещали «нейтралку» осветительными ракетами на парашютиках, а пулеметчики обстреливали любую подозрительную тень, любое движение.

Все это лейтенант и сержант рассказывали и показывали бойцам. Для бывалых разведчиков взвода ничего нового не было, но другие, такие как Сергей, слушали внимательно. На фронте любая ошибка могла привести к гибели, и не только собственной, но и всей группы.

За десять дней разведчиков поднатаскали, дали им азы службы. Полк доукомплектовали новобранцами, прошедшими в запасных полках первоначальное обучение, и отправили эшелонами на фронт. Их полк заменил ночью другой, сильно потрепанный, в батальонах которого едва набиралось 5070 бойцов. Командиры взводов и рот, батарей передали сменяющим их расположение немецких огневых точек, минных полей, позиции минометных и артиллерийских батарей. Все сведения нанесли на карты, и потрепанный в боях полк ночью покинул позиции.

Расположились в их же землянках. Разведывательный взвод занял землянки недалеко от штаба полка, как это часто бывало. Для Сергея, как и для других новичков, это было непривычно. То трассирующая очередь пролетит, то осветительные ракеты вверх взмывают, освещая местность мертвенным светом.

Утром лейтенант и сержант ушли на передовую – наблюдать в бинокли за противником. Карта – это хорошо, но всегда была вероятность, что за ночь немцы могли вырыть и оборудовать новую пулеметную точку, поставить дополнительно мины. От нашей линии окопов и траншей до немецких было метров триста, невооруженным взглядом, без бинокля и стереотрубы не разглядишь.

Сержант и лейтенант вернулись к вечеру, хмурые. Сидя в землянке, сержант сказал:

– Позиции сильно укреплены, да и снайпер у них есть. Точно стреляет, гад. Я высунулся неосторожно – буквально на секунду, стал голову опускать, а пуля в бруствер угодила. Так что, хлопцы, мотайте на ус.

Вечером уже поступил приказ – взять «языка». Лейтенант с сержантом долго мозговали над картой, решая, где лучше перейти немецкие позиции.

В первой линии траншей обычно находились рядовые. Землянки офицеров расположены между первой и второй линиями траншей. Офицер – самый лучший «язык», он знает, где и какие подразделения полка расположены, какие действия намечает командование. А рядовой, кроме капрала или фельдфебеля, зачастую не знает ничего. Вот и получается, что риску много, а толку – ноль.

Группу должен был вести сержант. Он был в разведке еще в Финскую кампанию и воевал с июня сорок первого. С ним шли трое из опытных разведчиков. До наших траншей их провожал лейтенант.

Разведчики обули немецкие сапоги, взяли трофейное оружие и попрыгали. Сергей едва не засмеялся: а прыгать зачем? Но сослуживцы объяснили, что прыжки – это проверка на шумность. Если где-то брякнет оружие или нож в чехле, граната – быть беде, обнаружат.

Когда группа ушла, Сергей пристал с вопросами к старшему взвода, ефрейтору Синицыну:

– Зачем немецкие сапоги обули?

– Подошва у них другая, и подковки есть, на влажной земле отпечатки остаются. Если отпечатки советских сапог, немцы по следам пойдут. В ихнем ближнем тылу полевая полиция действует, гехаймфельдполицаи. Они профи еще те, вроде наших войск по охране тыла. И что самое поганое – у них овчарки есть, они по следу обязательно на группу выйдут. Потому наши сапоги немецкие обувают и табак в карманах носят. Лучше всего махорку, следы посыпать, тогда собаки след не возьмут.

Разведчик ответил обстоятельно, а Сергею было интересно.

– А оружие немецкое?

– Случись боестолкновение – непонятно будет, что за стрельба. Наши автоматы по звуку отличаются от немецких, и немцам сразу понятно становится – русские в тылу.

– Понял. А почему гранаты и патронные сумки за ремнем сзади?

– Ползти удобнее. Магазины еще в сапоги суют. У немцев голенища сапог широкие, раструбом, и в каждое из них как раз по магазину входит. В бою всегда под рукой, доставать удобно.

Вроде мелочи, а вот Сергей их не знал. Только мелочи эти могут оказаться существенными, могущими изменить ход вылазки в немецкий тыл.

Взвод улегся спать – время было ночное. А уже утром, на рассвете, вернулся лейтенант. Вид у него был хмурый, озабоченный, и Сергей понял – неладно что-то.

Так и оказалось. Уже под утро на немецких позициях вспыхнула стрельба.

Группа к утру не вернулась, и лейтенант, резонно рассудив, понял – группа погибла. А ведь лучшие, самые опытные разведчики в рейд ушли.

Боевой приказ о взятии «языка» никто не отменял, и на следующую ночь захват «языка» необходимо было повторить. Конечно, немцы теперь будут настороже.

Лейтенант сам отбирал группу и решил ее возглавить. В группу попали два бойца с опытом и Сергей. Волновался он сильно, хотя пытался волнение скрыть.

У него выход в разведку первый, но волновались и опытные волки. Один безрезультатно пытался уснуть, другой бесцельно строгал ножом прутик.

Сергей проверил, почистил и смазал автомат. Стрелять, может, и не придется, но, случись перестрелка, в оружии он должен быть уверен.

Сергей набил патронами магазин, вкрутил взрыватели в гранаты. Взял не две, а три «Ф-1» – гранаты мощные, оборонительные. И пользоваться ими удобно – в отличие от «РГД». Нож наточил до бритвенной остроты сначала на оселке, потом на кожаном ремне.

Конец ознакомительного фрагмента.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Бронепоезд. Сталинская броня против крупповской стали (Ю. Г. Корчевский, 2015) предоставлен нашим книжным партнёром -

Главная | Содержание | Глава 21 Текст главы набирал [email protected]
- скан стр.
- сноска Глава 22 (сканы) 28.10.1977
22.09.1983 (правка автора) Полковая разведка
Апрель 1943 года
Гибель Малечкина решила судьбу многих из нас. Солдат с пулеметами отдали в стрелковые полки, штаб батальона и его тыловые службы расформировали, и 4-ый отдельный гвардейский пулеметный батальон перестал существовать. Для нового назначения меня вызвали в штаб дивизии. После короткого разговора мне предложили перейти в полковую разведку. - Решай сам! Или разведка, или стрелковая рота в полку! Сходи, погуляй и давай ответ! Я вышел, перекурил и дал согласие на полковую разведку. Меня направили в 52 гвардейский стрелковый полк. |Начальника штаба майора Денисова Н.И. я знал в лицо. Мы прежде несколько раз встречались с ним в штабе дивизии. Меня назначили к нему помощником по разведке. С командиром полка я не был знаком.| Хотя, в должности начальника штаба пулеметного батальона я от передовой надолго не отрывался, но разведка была для меня незнакомым и новым делом. В беседе с командиром полка я узнал, что в полку сейчас острая нехватка людей. - Пока мы стоим в обороне, - пояснил он. - Присмотрись к своим солдатам, изучи передний край и зря к немцам не суйся. Организуй наблюдение и учти! - Сейчас твои разведчики используются на охране КП и стоят в ночных дозорах. Ты их не тронь. От несения службы не отвлекай. Оборона растянута. В полку людей не хватает. - Смотри сюда! - и он, по карте, показал участок обороны полка. - Высота 203, Сельцо, Старина, Левый берег реки Вопря, Высота 248, Ректа, Починок . - Немецкий край обороны проходит по недостроенной насыпи железной дороги, деревни Скляево, Морозово, село Петрово, Высота 243, Отря и Забобуры. Далее на станцию Казарина, Лосево, Рядыни и Шамово . - Не исключена возможность, что немцы проведут разведку боем нашего переднего края, пустив до роты солдат. Начальник штаба даст тебе провожатого. Пойдешь во взвод полковой разведки. Находиться будешь там. Познакомься с людьми. Что надо - придешь ко мне. Командир полка позвонил начальнику штаба. Майор |Денисов| дал мне в провожатого сержанта |телефониста| . Мы с ним отправились на передовую. Были последние числа марта. В воздухе пахло сыростью и прелой листвой. Конец марта выдался тихим и теплым. Туман подобрал остатки снега. Солнце слизнуло остатки льда в оврагах и лощинах. Подсохли дороги, но грязь в низинах была. На передовой свой порядок хождения по открытой местности. Под утро движение в пределах прямой видимости прекращалось. Солдаты приваливались к стенкам своих окоп, неторопливо дымили цигарками и для пущей важности выгладывали иногда за бруствер, посматривая в сторону немцев. Немцы по ночам не стреляли, но светили усиленно ракетами. Днем в нашу сторону летели снаряды и мины. Малого калибра к окопникам, а тяжелые - к тыловикам. Весенняя грязь лежала поверх земли. По цвету и виду она подстать окраски солдатской шинели. Такая же линялая и бесцветно-серая. Дожди не успели смыть прошлогоднюю грязь с земли. Голые кусты и деревья стояли повсюду. Взвод полковой разведки располагался в овраге неподалеку от передовой. Сюда в овраг можно было пройти по кустам даже днем незамеченным. Три небольшие землянки, врытые в склон оврага, прилепились друг к другу на небольшом участке земли. Вдоль землянок не широкая полоса сухой, утоптанной солдатскими ногами земли. Над оврагом когда-то стояли деревья. Их спилили, и они валялись вокруг. Отдельно стоящие деревья могут служить немцам хорошим пристрелочным ориентиром. На передовой их старались всегда заранее убрать. Мы спустились по крутой тропинке в овраг, и пошли в направлении землянок. Около них стоял часовой. Солдат с автоматом сидел на стволе поваленной березы. Он пригнул голову вниз, и что-то ковырял прутиком в земле. Он не обратил на нас никакого внимания. Мало ли кто здесь без дела шляется? Мы приблизились к нему. Он бегло окинул нас взглядом. Много тут всяких славян ходят. То идут на передовую, то возвращаются обратно. Ни от своих его здесь овраг охранять поставили. Немцы другое дело. У немцев форма другая. Их сразу видать. По внешнему виду часовой ничем ни отличался от солдата стрелковой роты. Взять хотя бы для сравнения пулеметчика. Его по костям, по ширине плеч от стрелка всегда отличишь. Обозника тоже. Потому как он одет. По ремню, который у него ниже живота, как хомут, болтается. Откровенно я не подумал что это разведчик. И потому решил, что мы не дошли до места. На часовом была какая-то потертая, рваная и грязная шинель. Шапка блином придавлена сверху. У него небритое лицо, закопченные руки с черной полосой под ногтями. Я взглянул на его ноги. На ногах кирзовые сапоги с оторванной подошвой, подвязанной телефонным проводом. И кто только дал ему автомат, висевший на плече? Автомат на плече отличал его несколько от простого пехотинца. - Ну, вот и дошли! - сказал сержант. Часовой, услышав «Дошли!» сообразил, что мы явились в разведку. Он нехотя поднялся с березы, вытер ладонью нос, повернул в нашу сторону лицо и улыбнулся. Покашляв немного, простуженным, хриплым голосом он спросил: - Кого будить сержант? Командира взвода нет! Старшина тоже уехамши! Помкомвзвод в землянке спит! Он, с дежурства пришедши! Сержант подошел и опустился на поваленную березу. Достал кисет и спросил часового: - Будишь курить? - Давай закрутим! Сержант оторвал кусок газеты и передал его разведчику. Солдат запустил свою грязную лапу в кисет сержанта, взял пальцами щепоть, и шурша обрывком газеты, ловко скрутил и заклеил слюнями папироску. Он толкнул локтем сержанта и нагнулся прикурить. Солдат затянулся пару раз и посмотрел на меня. Посмотрел и почему-то глубоко вздохнул. - Вот здесь в этих трех землянках и располагаются ваши разведчики! - сказал сержант. - Разбуди помкомвзвода! Скажи! Новый начальник полковой разведки к вам прибыл! - Завтра подтянем вам сюда телефон! Соединим со штабом полка напрямую! - Располагайтесь товарищ старший лейтенант, а я пожалуй пойду с вашего разрешения. - Конечно, иди! - согласился я, пожав плечами. Из прохода землянки наружу вылез разбуженный помкомвзвод. Сержант распрощался и подался обратно. Помкомвзвод, в накинутой на плечи шинели, сгорбленный и заспанный приблизился ко мне. Он хотел, было доложить, как положено по форме, но я его становил и пригласил присесть на поваленную березу. Он сел рядом со мной и продолжал ладонью тереть глаза, жалобно и громко зевать. - Извините! Я только что прилег после дежурства! Больше суток и все на ногах! - Ничего! Пойди, умойся! Мое предложение умыться сконфузило его и даже привело в замешательство. Он не знал, что ответить и как сказать, что они вообще тут никогда не умываются. Да и воды для этого дела у них тут нет. - Ладно, покури! - сказал я, поняв его затруднения. - Когда командир взвода вернется? - Федор Федорыч? - Его Федор Федорыч зовут? - Да! Они со старшиной за обмундированием поехали и завтра к утру должны вернуться. - На полковой склад? - Нет, в медсанбат! Там с умерших снимают! Если не рваное и не потрепано наши берут. Ребята поизносились. Некоторые совсем без сапог. Вон как Пряхин. Из разговора с помкомвзводом я узнал немногое. - Вот что старший сержант! Я тоже больше суток не спал. Покажи мне место, где я могу лечь, и давай мы с тобой отоспимся, как следует. Он подвел меня к землянке, мы спустились в темноту. Он показал мне свободное место на нарах и я лег на слой подстилки из хвои. Под-голова мне дал старший сержант какой-то мешок. Проснулся я поздно. Внутри темно. Огляделся - в землянке никого. Полежал, прислушался к голосам снаружи. С краю, висевшей в проходе тряпки видна была светлая щель. Она то наполнена светом, то закрывается тенью проходящих мимо солдат. Из оврага попахивает дымком, слышны непонятные обрывки речи. Где-то рядом зашуршала двуручная пила, слышны удары топора по сучьям. Кто-то клацал затвором, видно проверял и чистил оружие. - Что там за начальник к нам прибыл? Спит и не вылезает наружу! - Кто его знает? Начнет с оружия? Или по фамилиям будет вызывать? Я не торопясь, поднялся с нар, выбрался наружу, дыхнул чистого утреннего воздуха и с удовольствием потянулся. В овраге сидели, стояли и ходили солдаты. Старшего сержанта среди них не было. - А где помкомвзвод? - спросил я у часового.
Теперь на посту стоял другой молодой солдат. Он был опрятно одет, подтянут и смотрел веселее. Допоздна я просидел с солдатами, расспрашивая их о службе в разведке.

Проснулся я рано, утром меня никто не будил. Я лежал и смотрел на яркие полосы и пятна света, которые пробивались из-за края палаточной ткани, висевшей в проходе. Я смотрел и думал, как сложиться моя новая служба и дальнейшая жизнь, как пойдут дела во взводе разведки, что собой представляют эти люди? Теперь мне вместе с ними предстояло воевать. Сам я смутно представлял работу разведчика, детали не знал. По прибытию в полк, я имел беседу с командиром полка и начальником штаба. Меня спросили, кто я, откуда, давно ли на фронте? Задача по разведке мне не была даже поставлена. Это, мол, твое личное дело и как вести разведку, сам соображай. Придет время, с тебя потребуют языка, а как его лучше брать, как выследить, и где это лучше делать, я должен все это сам уметь и соображать. Мысли мои перебил звук затарахтевшей в овраге повозки. Послышалось фырканье лошади, позвякивание уздечки, незнакомые голоса солдат и разговор между двумя людьми, по-видимому, сидящих на телеге. Командир взвода приехал, решил я, поднялся с нар и пошел к выходу. Отдернув занавеску, висевшую у входа в землянку, я вышел на белый свет и увидел телегу. Повозочный распрягал кобылу. Он снял с лошади уздечку, отвязал вожжи, а кобыла тыкалась губами ему в рукав, подталкивала и ждала пока, из кармана на свет появится завалявшаяся корка хлеба. Старшина тоже стоял ко мне спиной у телеги. Он хрипловатым, спокойным голосом отдавал солдатам свои команды, куда что носить и где складывать привезенное. С появлением в овраге старшины солдаты разведчики оживились. Я стоял молча и с интересом за ними наблюдал. Я смотрел, как они подходят к повозке, берут поношенные солдатские шмотки и относят их в указанное место. Из разговоров можно было понять, что вот теперь они получат крепкие сапоги и сменяют прожженные за зиму шинели, протертые до дыр гимнастерки и штаны. Сам факт этих незначительных перемен был для них важным событием. Перемена старой негодной одежды, а у них на душе приподнятое настроение. Бывшие в употреблении, отремонтированные сапоги и шинели тронули солдатские сердца. Каждый смотрел и приглядывал заранее, что достанется ему из общей кучи. Я смотрел на солдат и наблюдал их в деле, на их желание сбросить с себя дырявую одежду, снять истоптанные сапоги. Пока я молча смотрел и обдумывал свои наблюдения, кто-то тихонько подошел ко мне сзади и осторожно тронул рукой за плечо. Я обернулся. Передо мной стоял Федор Федорыч.

Я посмотрел на Рязанцева и подумал: - Как сложиться моя новая служба и работа в разведке. |- Что за люди, с которыми мне вместе воевать?| До сих пор я не вполне ясно представлял работу полковой разведки, не знал всех тонкостей в их повседневных делах. У меня был опыт стрелковой и пулеметной роты. В боях не раз приходилось вести разведку деревень и высот. Но то была разведка в полосе наступления роты. А здесь? Фронт полка. Получив назначение, мне не только нужно было знать самому это дело, но и учить людей тонкостям полковой разведки. Командир взвода, как мне сказали в штабе полка, прибыл во взвод тоже недавно. Приехал из тыла с краткосрочных курсов. Боевой опыт в войне считай, отсутствует. Опыт в разведке совсем небольшой. В беседе со мной командир полка не поставил конкретных задач на разведку. Везде наверно так. Думай сам и сам все решай. А как нужно - никто не знает! Учить тебя некому! Начальству некогда с этим разбирается. Это не его дело. Передовая это не бумажка, на которой написано донесение. Начальники полагают, что на войне не до учебы. Когда нужно будет взять языка, мне скажут. - А как его брать? - Это дело братец твое! Языка не пойдешь и просто так не схватишь. Тут наверно нужно все разложить и рассчитать по минутам и секундам. Мысли мои перебил скрип повозки, которая съехала в овраг и остановилась у входа землянки. Послышалось частое дыхание лошади, забегали солдаты. Командир взвода и старшина приехали, решил я и пошел им навстречу. Завернув за землянку, я увидел телегу и старшину. Повозочный подбежал к повозке и стая распутывать вожжи. Лошадь тыкалась влажными губами и теребила его рукав. Старшина стоял у телеги спиной ко мне. Он говорил о чем-то солдатам. Я остановился на полдороги и молча наблюдал за солдатами. Мне было интересно посмотреть на них, и послушать о чем они говорят. По их разговорам можно было понять, что они получили шинели и сапоги но их очень мало и не многие сбросят с себя дырявые шинели и сапоги. Пустяковое дело. Поношенные шинели. А в жизни человека целое событие. Снятые с мертвых обноски расшевелили солдат. Как немного нужно человеку! |Каждый из них смотрел и прикидывал, что ему достанется из этой кучи вещей. Обычное дело! Сбросить с себя дырявую одежду!| Кто-то запустил руку в телегу и тащил на себя сапоги. Старшина быстро заметил, поднял палец и не оборачиваясь погрозил. |Только в работе и в деле раскрывается по настоящему солдат. Наспех, второпях его не узнаешь.
Кто-то подошел сзади и осторожно тронул меня за рукав. Я подумал, что лошадь теребит и просит хлеба. Я обернулся и увидел перед собой не лошадь, а командира взвода. Того самого, Рязанцева Федор Федорыча, с которым мне предстояло вместе воевать. Я и прежде знал, что неудач и потерь в полковых разведках не мало. Успехи редки. Их можно сосчитать по пальцам.| Я поздоровался с ним и сразу заметил, что он прилично поддавши. Но сделал вид, что ничего не заметил. Про себя решил, что не подам даже вида. Мало ли, что могло случиться у человека. Мало ли, что заставило его выпить. Начинать службу с конфликта не стоит. Возможно это случайное дело. С любым может случиться, если начальство несправедливо поддело его. Мы отошли к поваленной березе, сели на ее ствол и закурили. Разговор не клеился, мы оба молчали. Я ждал, когда начнет он. А он решил, что я буду задавать вопросы. - В полку мне сказали, что ты тоже москвич. - Да! - ответил он. - Не разговорчив! - подумал я. Так началась наша совместная служба. Нам было суждено провоевать вместе в разведке около года. Для полкового разведчика это срок не малый, если учесть, что срок пребывания на передовой вообще исчисляется несколькими неделями. Нам москвичам всевышний отрезал солидный срок. Год в полковой разведке, это как сама вечность! Работа за передним краем тяжелая и опасная. Это не в окопе сидеть и чесаться от вшей. Смерть каждый день вырывает людей из нашей небольшой разведгруппы. В полковой разведке вместе со мной, Рязанцевым, старшиной Волошиным, повозочным Валеевым и лошадью по клички «Манька», всего двадцать живых душ. На следующий день из неторопливого рассказа Федор Федорыча я узнал, что до войны жил он в Москве на улице Рождественка, дом 2. Вход со двора направо. Теперь этого двухэтажного дома нет. На его месте после войны построено здание Детского Мира. - Работал я резчиком, - рассказывал он. Работа грязная. Каменная пыль столбом стоит, в кожу въедается. После работы ни мылом, ни щеткой не отскребешь. В деньгах я особо на нуждался. Выпивал каждый день. На камне всегда имел приработок. Возьмем частный заказ. Вырежем из гранита постамент и надгробье, отполируем - денежки на стол гони. Поди, учти, сколько я плит из глыбы вырезал. Жена и дочь живут в Москве, там на Рождественке. Но женился я неудачно. Прямо скажу. Попалась мне бабенка настырная, скандальная и горлопанка. Откуда такие бабы берутся? Скандалила без всякой причины. У нее видно болезнь такая. Только и избавился от нее, когда на фронт добровольцем ушел. А по работе у меня была броня от армии. Мы для высшего начальства надгробья делали. Раньше я с отцом в деревне жил. Семья большая была. Жили бедно, хлеба не хватало. Жил у нас в деревне один мастеровой мужик. Вот и пристроил меня отец к нему ремеслу обучаться. Сначала на побегушках учеником был, потом на резку камня определили меня. Резали камень, мрамор, гранит. Рубили надписи, барельефы и всякое другое. Вскоре мастера нашего забрали и посадили, вроде как с эсерами связан был. Артель наша распалась. Подался я в Москву. На разных работах там был. Потянуло к камню. Пошел резчиком. В Москве небольшой завод по обработке камня в то время был. Перед самой войной и женился. В девках я тогда слабо разбирался. Все они казались, мне хороши для семейной жизни. И нарвался я на дуру с луженом горлом. Сам я не особый любитель спорить и ругаться. Заорет она, а я пойду и напьюсь. К водке я приучен смолоду. Камнетесы без водки работать не могут. Пыль в горло лезет. Глыбы лежат на открытом воздухе. Зимой снег и холод. Осенью дождь. Летом жара. Зимой гранитные глыбы холодом дышат. Летом около них жара, дышать нечем. Меня к водке вовсе не тянет. Нет ее - мне наплевать! А если есть - наливай! А почему я от нее должен отказываться? Организм здоровый. Каждый стакан в пользу идет! Рязанцев по своей комплекции был сильным и крепким. Тяжелый физический труд сделал свое дело. Он был небольшого роста. Плечи широкие. Руки мозолистые. Волосы светлые. Глаза голубовато-серые. Лицо дышало здоровьем. На щеках проглядывал румянец. Верхняя губа оттопырена, наливай и подставляй железную кружку. По возрасту, Рязанцев был на несколько лет старше меня. - На открытой площадке, где режут блоки, - продолжал он, - Стоит такой скрежет и лязг, что голоса людей не слышно. Я боялся остаться глухим. На кромку дисковых фрез льется вода для смазки и охлаждения. Рядом стучат молотки, зубила при ударе издают пронзительный визг. На зубах и в горле гранитная пыль. Плюнешь, чихнешь, и изо рта, как черная жаба вывалилась. Ходишь по воде. За воротник плещет вода. Кончишь смену, хошь водой смывай, хошь мылом намыливай, грязь влипла в тело. Дома ходишь цементом харкаешь. Из мужиков во дворе я больше всех зарабатывал. Соседки завидовали моей жене. Зарплату я ей отдавал, а левый заработок держал при себе в кармане. В последнее время я стал уходить из дома. Она видит, что я одеваюсь, откроет дверь и давай орать на весь дом. Ждет, когда соседи соберутся. Мне это надоело. Я рад, что меня взяли в армию. Избавился от дуры. Вот она мне как поперек горла была. Рязанцев нахмурился и провел краем ладони по горлу. - Если не убьют, кончиться война, я к ней не вернусь. Это дело решенное. Будешь жениться, старший лейтенант, не дай бог, если и тебе такая дура попадется. На призывном пункте мне предложили пойти в военное училище. Чего думаю мозги всякой наукой засорять. Но товарищи уговорили. Офицерская служба чистая. Вот и стал я чистоплюем. Когда я прибыл в полк, мне предложили пойти в разведку. Вот я и здесь. - А как у тебя с общей грамотностью? - спросил я. - Грамотенка, шесть классов. По азимуту с картой ходить не умею. Ты меня лучше к немцам за языками посылай. Закончив дела, к нам подошел старшина. Поздоровался, присел на березу. Так просидели мы, некоторое время, обсуждая разные дела. Вечером мы с Рязанцевым должны отправиться на передовую. Я хотел осмотреть передний край обороны полка. В каждом батальоне на передовой не больше сотни солдат. Линия фронта была сильно растянута. Солдат не хватало. Немцы могли ночью провести разведку боем и навалиться на траншею. Комбаты добились от командира полка, чтобы разведчиков послать в ночные дозоры. У разведчиков была одна задача, охрана штаба полка и ночные дозоры. В разведке тоже людей не хватало. В ночные дозоры посылали по одному человеку. - Как же так? - спросил я Рязанцева. - Ранит, кого или убьет! И оказать первую помощь некому. - А что я могу сделать? Сократить число постов? - Конечно! Если немцы сунуться ночью, их все равно обнаружат. После раздачи пищи мы с небольшой группой разведчиков отправились на передовую. Я спросил солдат, где и как они ведут наблюдение. - Сидим в воронках, перед рассветом уходим назад. - Далеко от передовой уходите вы вперед? - Метров на триста, не больше. - Что от туда видно? - Ляжешь в воронку и слушаешь. Немцев не видно. - А под насыпь ходили? - Ходили! Немцы ночью патрулируют ее. Слышно как разговаривают. - Не мешает посмотреть, где наши солдаты ночью дежурят! - сказал я Рязанцеву. - Возьмем да сходим! - Ну, тогда пошли! Мы пошли с двумя солдатами на место их лежки. Поднявшись из траншеи на мягкий грунт, мы присели на корточки и прислушались. Нужно приглядеться к нейтральной полосе и выбрать направление. Так заведено. В каждой полковой разведке свои обычаи. Встав на ноги, мы пошли за солдатами, которые шли впереди. Темные фигуры их тихо скользили вниз по склону. Солдаты несколько раз останавливались, приседали и осматривались по сторонам. Мы с Рязанцевым повторяли их каждое движение. Но вот по лицу стали стегать ветки кустов, солдаты не торопясь, перешли через овражек. Всего триста метров, а ночью они кажутся как целая верста. Ни чихать, ни кашлять нельзя. Как только разведчик перешагнул бруствер, он должен быть совершенно беззвучным. Ни спросить, ни ответить. Идешь, повторяешь движения передних, которые могут подать тебе условный сигнал только рукой. Солдаты замедлили шаг, подали знак рукой и остановились. Один из них нагнулся и присел. Другой сделал знак, чтобы мы подошли ближе. Они несколько углубили воронку. В ней можно было поместиться вдвоем. Свежую землю, они ссыпали в мешки и перед рассветом уносили с собой и вываливали возле траншеи. Оставлять свежие выбросы около воронки нельзя. По кучкам свежей земли, немцы могут засечь место ночного дозора. Днем обнаружат, а ночью поставят мину. Все логично. Но немцы пока из своей траншеи вперед не выходили. Небольшими группами они бояться ходить. Это, по сути дела, был мой первый выход с разведчиками в нейтральную полосу. Я раньше ходил, но тогда со мной были не разведчики. С солдатами мы пробыли недолго. Они остались дежурить, а мы с Рязанцевым вернулись назад. Я думал, что потом в штабе полка у меня будет разговор о ночных постах и дозорах. Я заранее решил выйти и посмотреть все на месте. Я плохо представлял, что именно разведчики охраняют в нейтральной полосе. |Что собственно? Передний край или сон солдат стрелков, сидящих в траншее.| Покидать траншею и уходить вперед по началу неприятное дело. Когда ты сидишь в окопе прикрытый землею от пуль, вроде на душе веселее. А ходить по открытой поверхности земли под носом у немцев опасно, можно нарваться на пули или на удар осколков и укрыться негде. Бывают случаи, когда пуля не слышно летит, |как мина на подлете.| Это, - твоя. Стукнет она неожиданно и считай, твоя песенка спета. Или другой случай. Возвращаешься в траншею. Тут ты можешь запросто нарваться на пулю. Проснется, какой тетеря, пальнет с перепуга в тебя. Целясь, он никогда не попадет. А вот так, спросоня, обязательно всадит. |Из пулемета резанут на всякий случай. Решат, что выстрел был сигналом тревоги. Хотя все знают, что наши люди впереди. Но всякое бывает. Решат, что их давно прихлопнули и что очередь за траншеей. Потом такого наплетут, что полковые тактики и стратеги не разберутся.| Федор Федорыч рассказывал, что одного из ребят вот так и убили. От своих пулю получил. От своих пулю не ждешь. Ее получаешь неожиданно. Под немецкими пулями кланяешься. Они стреляют по системе. Их ждешь и знаешь, когда быть настороже. Считаешь секунды. Стоишь, глядишь и решаешь, резанут или нет. Немцы нас встречают и провожают свинцом. Мы не воюем, мы ходим на смерть каждый день и в этом, кажется, нет никакого геройства. Такая работа - ходить на смерть! Страх не в том, что пуля в тебя попадет. Страх в ожидании, когда она пролетает мимо. А когда она ударила, перебила ногу, обожгла шею, или разворотила скулу, страха уже нет. Пуля не пролетела мимо. |И если у тебя есть силы бежать, ковылять или ползти к своим, поскорей подавайся. А то потеряешь много крови. А если сил нет, дожидайся, лежи. Перед рассветом не явишься ко времени, за тобой придут и унесут. Добрался до своей траншеи, сделали тебе перевязку, наложили бинты, можешь передохнуть. Тут появляется снова страх, нет ли у тебя гангрены. Но это пройдет, когда тебя положат на носилки, поднимут из траншеи на поверхность земли. Ты снова будешь думать о пулях, снарядах и минах, которые немец пускает, чтобы славяне не забывали, где они находятся. Но вот тебя дотащили до оврага, положили на землю, где ждешь ты повозку. По дороге в санбат повозка может попасть под обстрел. Ты лежишь на повозке, смотришь в небо, а повозочный бросил поводья, отбежал подальше и залег в канаву. Он будет лежать там, пока не кончится обстрел. Со страхом бороться легче, когда ты на ногах, чем вот так лежать беспомощно и ждать, когда рядом рванет снаряд, и осколки веером ударят в тебя. Хорошо, что ты не попал на телегу полкового обоза. Вон к тому мордастому, что с кнутом за голенищем и с рожей похожей на московского извозчика. Он тебя в канаву сковырнет. Валяйся там до утра, пока кто-то другой подберет. А сам налегке галопом уйдет пока немец пристреливает место. Тебе повезло. Ты жив, ты дотянул до операционного стола. На тебе разрезали одежду, размотали бинты, раздели, обмыли, где нужно побрили и к столу привязали. Не успели дать наркоз, а в небе немецкие самолеты. Врачи и сестры в «щели» ушли, а ты опять смотришь в потолок, остался один со своими мыслями, страхами и надеждами. Ты лежишь под белой простынею, а на тебя с потолка сыпется земля. Ты мысленно приготовился к смерти, а она не торопиться. Страх на войне повсюду и везде. Все переживания можно назвать одним словом - страх. Тот, кто воевал, знает цену этому слову. У того мордастого извозчика от страха на лоб полезли глаза. У него был не просто страх, а животный. Только у мальчишек несмышленышей в глазах больше любопытства, чем страха. Они смерти не видели, а когда ее не знаешь, чего ее бояться. У замполита Сенкевича, когда он бежал из под Белого, бросив солдат, был специфический - панический страх, за свою жизнь и шкуру. Потом он пошел в гору. Вот как бывает. Страхи тоже бывают разные. Я вот рассуждаю о страхе, а нужно бы к делу вспомнить старика нашего Березина. Он не испытывал страха, когда восемь тысяч солдат попали в плен к немцу под Белым. Он боялся, что его расстреляют. И поэтому, он прикрылся солдатской шинелью и ушел в сторону города и больше его никто не видел. А на командном пункте штаба армии его поджидала машина с людьми из контрразведки. Им было поручено взять его и увести куда надо. Страха не бывает, когда поддашь спиртного. Рязанцев в поддатом виде мог пойти и перелезть через немецкую проволоку.| Мы вышли из нейтральной полосы. Впереди метрах в двадцати наша траншея. - Что-то спина холодит! К утру наверно погода будет меняться! - сказал Рязанцев. У меня под лопатками тоже озноб. Сзади нам вдогонку неслись немецкие трассирующие пули. Неприятное чувство, когда идешь и спиной чувствуешь свинец. По дороге в овраг можно было поговорить. Я спросил Рязанцева: - Как ты думаешь? В чем собственно смысл ночных дозоров. - Что они делают? Несут оборону или охраняют пехоту? - Чего тут думать? Мне приказали, я их и поставил! - Какую боевую задачу ты ставишь разведчику? - За что он должен отвечать? - Что он должен делать, если пойдут немцы? - Что? Бежать будить пехоту или отбиваться в своей воронке? - допытывался я. - Не знаю! В штабе, когда приказывали, я об этом не спрашивал. На следующий день я взял с собой одного солдата и мы по заросшей кустами лощине отправились в штаб полка. В блиндаже майора горела бензиновая горелка. Когда майор спал или работал, гильзу с фитилем не гасили. Часовой пропустил меня в блиндаж. Майор сидел за столом и разбирал какие-то бумаги. Увидев меня, он отложил свою работу. - Ты по делу ко мне? Я стал рассказывать ему свои соображения. - Если немцы сделают попытку перейти нейтральную зону, то нарвутся на наших ребят. Отойти назад разведчики не сумеют. Они лежат в мелких воронках или просто на голой земле, прикрываясь кустами. Их сразу всех перебьют. Раненые попадут к немцам в плен. Мне не понятно, где у нас проходит передовая? Может пехоту вывести из траншеи, а туда посадить наших ребят? Майор молча посмотрел на меня. Возможно, он подумал, что я все сказал и пришел только по этому вопросу. В это время майора потребовали к телефону. Пока он говорил, я вспомнил о Рязанцеве. Это Федя молчалив и со всем согласен. Придет к майору, начнет говорить. Майор его перебьет и скажет: - 3наем! Ладно, иди! Рязанцев помнется и уйдет. А по дороге вспомнит, что про сапоги забыл спросить. Разговор с начальством выбивал у него мысли и пот на лбу. Вздохнет, махнет рукой. Ладно, в другой раз. К майору он потом не идет, посылает старшину. Федю от двух, трех фраз в жар и холод бросало. Майор положил трубку и вернулся к столу. - Как понимать все это? Кто обороняется? Стрелковые роты или разведчики? Ночью завяжется перестрелка. Наши пулеметчики дадут огонька в сторону немцев. Ведь они в темноте ударят по разведчикам. - Что вы об этом думаете? - спросил я майора. Майор молчал, а я продолжал: - Может, я говорю не дело? По-моему в Гражданскую войну выдвигали дозоры. Чапаев погиб, понадеявшись на них. Какую боевую задачу я должен поставить разведчику? Иди, мол, браток полежи в нейтральной полосе до утра! Я замолчал и посмотрел на майора. Он покачал головой и улыбнулся. Командир полка может приказать нам на каком-то участке занять оборону. А охранять комбатов и стрелковые роты, такого приказа никто не может отдать. Командир взвода разведки докладывает мне, что один из комбатов уже покрикивает на него. Я третий год на фронте, был ротным, успел побывать и на штабной работе, но такого ни разу не видел, пехота в траншее спит, а ее охраняют разведчики. Когда я в роте был. С меня комбаты три шкуры драли. За клочок земли расстрелом грозились. А здесь что происходит? Может комбаты бояться, |что солдаты ночью к немцам уйдут. Пусть командиры рот не спят, сами их караулят. Пусть по траншее ночью циркулируют.| Я прошу этот вопрос решить у командира полка. Или я отвечаю за траншею и получаю от командира полка официальный приказ и участок на оборону, или я завтра снимаю с дозоров разведчиков. Через месяц от нас потребуют взять языка, а во взводе у нас вместо разведчиков сторожа деревенские с колотушками. |Потом меня мордой по столу будут возить, что контрольного пленного не взяли.| На днях прихожу в разведку. Смотрю, солдат на поваленной березе сидит. Подобрал под себя ноги, чтобы я не видел и смотрит на меня. Подошва у него телефонным проводом подвязана. А в полковых тылах портными и сапожниками хоть пруд пруди. - У меня, товарищ майор все. Прошу доложить командиру полка и по этому вопросу. - Рассказал ты все по делу! Я тебя внимательно слушал. - В полку с людьми плохо. Оружия и солдат не хватает. Фронт полка растянут. Если ты завтра заберешь своих ребят, то мы оголим оборону. - Для перестройки нужно время! Сделаем так, - каждую последующую ночь ты будешь посылать в ночные дозоры на двоих солдат меньше. Последнюю пару снимешь, как договорились, через неделю. - Комбаты за это время перестроят свои боевые порядки. Если ты согласен, я иду к командиру полка и получаю от него на это добро. Завтра по полку пошлем распоряжение и полковую разведку постепенно выведем. - Видишь, я не только понял тебя, я целиком с тобой согласен! - Ну что, ты согласен? - Прошу на счет обуви и обмундирования дать указание зам. по тылу. Майор ушел с докладом к командиру полка. А я вышел наружу, позвал своего солдата и мы, отправились обратно в овраг. Прошло две недели. Разведчиков с постов и с ночной охраны сняли. Старшина ребятам организовал баню и переодел их в чистое белье. Для наблюдения за противником на переднем крае установили стереотрубу. Разведчиков разбили на боевые группы. И теперь каждая группа получила свой участок для ночного поиска и прощупывания немецкой обороны. Первое с чем я столкнулся и что меня озадачило. Это то, что разведчики не умели читать и работать с картой. Возвращается из ночного поиска солдат, я ему говорю: - Покажи мне по карте место, где ты находился ночью, и какой объект ты под проволокой наблюдал? Он не может ничего ответить. Ориентирование на местности, хождение по карте и азимуту для разведчика первое дело. Пришлось организовать занятия. Премудрости военной науки медленно, но верно усваивались солдатами. Разведчиков во время войны специально не готовили. В полковую разведку набирали добровольцев из стрелковых рот. Чаще в разведку шли молодые ребята. Свежего человека сразу в дело пускать было нельзя. Это ни романтика и не игра в казаки-разбойники. Это опасная и изнурительная работа. В разведку набрали добровольцев. От солдат не скрывали, что их ждет тяжелая и опасная жизнь. Рязанцев лично и каждого проверял на дух, на слух и на зрение. Дух, это неотвратное желание стать разведчиком, невзирая на все трудности этой профессии. Слух! У разведчика должен быть почти музыкальный слух. Он должен различать ни бемоли и диезы, а шорохи ветра, шуршание травы под ногами идущего, приглушенный разговор часовых в окопе. Рязанцев ставил солдата к себе спиной и отойдя от него метров на десять произносил шепотом разные матерные слова и цифры. Ну и самое главное в проверке было зрение. Рязанцев выходил с солдатом ночью на местность и тыча пальцем в пространство спрашивал: - Это что? - Где што? - переспрашивал солдат. Я предложил Рязанцеву другой метод. У морячков это называется семафор. Когда один передает другому текст отмашкой руками. Поставишь солдата от себя подальше, и пусть он повторяет твои движения руками.|, как договорились, по порядку поднимает и опускает руки. А испытуемый должен все повторить. Это первый момент. Второе! При утомлении зрения у некоторых солдат проявляются симптомы куриной слепоты. Недостаток витаминов и постоянное мучное питание вызывают эту болезнь, но не у всех. У некоторых солдат она появляется временами. Потом сама собой проходит. Главное для нас не болезнь. Главное отказ идти на задачу. Сам факт отказа психологически действует на других. Вызывает сомнение и подрывает веру.| Солдат не виноват, что у него бывает куриная слепота. После проверки, новичка определяли в разведгруппу, и он постепенно входил в жизнь и дела полковой разведки. Каждый солдат в полковой разведке служил на добровольных началах. В стрелковые роты мало кто возвращался. Хотя каждый знал, что он имеет право в любой момент покинуть разведку и податься в стрелки. У разведчиков были свои законы и обычаи. Правила игры со смертью ни кем не были написаны или установлены. Они рождались и появлялись в процессе боевой работы. |В солдатском котелке появлялись разные мысли и идеи. Они проверялись в деле и постепенно входили как законы в жизнь.| Пошли в ночной поиск, напоролись на засаду, попали под огонь, понесли потери, хлебнули горлом крови, теперь стало ясно, как нужно действовать. Пророк Моисей для евреев писал Талмуд и кодекс законов иудейской веры. Мы с Рязанцевым не были провидцами. Все наши законы и обычаи были написаны солдатской кровью и смертью. Обычаи у разведчиков были пострашней, чем законы военного времени. Идет солдат под немецкую проволоку не просто послушать и полежать. Он должен каждый раз принести ценные сведения. Он должен определить, где лучше брать языка. Он должен выследить свою жертву и проверить все до последней мелочи. По его данным в немецкую траншею пойдет захват группа. Когда будут брать немца за воротник, нужно чтобы он не успел ни моргнуть, ни пикнуть. На все это нужна сообразительность, твердость духа, бесстрашие и редкое мужество, умение и тонкое понимание, и знание окружающей обстановки. Когда захват группа пошла на траншею, она должна умереть или взять языка. Принимая в свою семью новобранца, мы излагали ему все без прикрас. - Работа наша ночная! Мы брат на войне полуночники! - Ты должен быть чутким, внимательным, решительным и осторожным. Ночью нужно уметь видеть и слышать, улавливать тени, шорохи и неясные звуки, собачьим чутьем выхватывать из темноты ночи живую цель. Мы ночью ходим бесшумно, как приведения. Пройдет неделя, другая иногда светлого дня не увидишь. Так и будешь жить как летучая мышь в темноте. С вечера уходить, а к утру в темноте возвращаться. Разведчики и умирают ночью. Днем они спят. Есть еще один важный момент. Разведчик всегда и везде должен иметь свое оружие в идеальном состоянии. Ни я, ни командир взвода твое оружие проверять не будет. За своим оружием каждый следит сам. Оружие это последний шанс остаться живым. Всякое может случиться. Разведчик в любую минуту должен быть начеку. Знаешь, что такое чека? В отличие от солдат стрелковой роты, которые таскают ружья за спиной, у разведчика всегда в руках должен быть автомат. Патроны пистолетные. Пули летят не далеко. Убойную силу имеют небольшую. Автомат во время стрельбы сильно бросает. Масса затвора, который во время стрельбы прыгает, не позволяет вести точный прицельный огонь. Рассеянность большая. Шуму и треску много, а толку мало! Автомат хорош для ближнего боя. С прицелом и мушкой возиться некогда. Огонь из него ведут с рук, с бедра или живота. Увидел цель, - стреляй в упор! По дальней цели огонь не веди! Напрасное дело! Стрельба короткими очередями дает не плохие результаты. Все это вы должны знать, чтобы потом ребят понимать с полуслова. И еще замечание. Ночью в полумраке окопа неподвижная фигура немца плохо заметна. Немец может притаиться, а потом драпануть из-под носа. Видеть ночью, это особая наука. Опытный разведчик может подойти к немцу на двадцать метров и тот его не заметит. Потом я вам покажу это на примере и растолкую, почему это так. И еще нужно сказать о разведчике. Карманы у него набиты бинтами и в каждом кармане лежит по гранате. Если увидишь, у кого из ребят на поясе в ножнах болтается нож трофейного происхождения, то знай, что в ночном поиске ножи в ход не пускают. Нож нужен разведчику, чтобы открыть бутылку шнапса или вскрыть банку консервы. За год войны в разведке мне ни разу не пришлось увидеть нож, испачканный немецкой кровью. Нам нужна не зарезанная ножом жирная немецкая свинья, а живой и невредимый немец. Для нас язык огромная ценность. Он для нас как самый дорогой гость! Притащили его к себе в блиндаж, мы его обласкаем, нальем два раза по сто, накормим, закурить дадим, свернем козью ножку. С пленным немцем у нас исключительно обходительное обращение. Мы к нему всей душой. Потому, что он стоит многих жизней наших ребят. А тут все обошлось без потерь и без лишнего шума. Немца в окопе берут на внезапность, на страх, на испуг. От одного нашего появления у него парализует ноги и руки. Он может только заорать с перепуга. Мы ему культурно прикроем ладонью рот. Но это, чтобы до него дошло, что орать бесполезно. Но чаще бывает так, что нас на подходе обнаруживают немцы. Первый попавшийся бросается наутек и поднимает крик как недорезанный. На переднем крае у немцев моментально поднимается боевая тревога. Пулеметы и минометы начинают реветь. Нейтральную полосу режут разрывы снарядов. Попасть в такой переплет не веселое дело. Подавить, этот бешеный огонь наши не могут. У наших нет орудий и боеприпасов. Стрелять ночью из орудий боятся. По вспышкам орудий их тут же засекут и подавят. Инструментальная разведка у немцев была на высоте. Связь работала четко. У нас с передовой в тыл тянется один телефонный провод. У них по пять, по шесть проводов. У нас, чтобы с артиллерией соединиться, нужно звонить через батальон, а потом попадешь в штаб полка. У них непосредственная связь с огневыми позициями артиллерии. И все это дублируется проводами связи. Полковая разведка не может рассчитывать на огневую поддержку своей артиллерии. Опровергнуть этого никто не может. |Я могу сказать это в глаза Левину Славке, зам. командира полка по артиллерии.| Когда и где артиллеристы поддерживали огнем полковую разведку? Так что, одно неосторожное движение, пустяковая оплошность или нелепая случайность, часто приводили к гибели людей. А еcли немец зазевался и ты ввалился к нему в окоп, то он от одного твоего вида цепенеет от страха и от ужаса. Он сам бросает оружие на землю и с восторгом, перекосив свое лицо, поднимает лапы и бормочет - Гитлер капут! И дело, как видно, до ножа не доходит. Кивнул ему в сторону головой. Мол, давай не шуми и вылазь наверх и он стервец все понимает без слов. Бежит по нейтральной полосе в охотку, назад на своих не оглядывается. Каждому жизнь дорога! А если немец стоит на посту и случайно, обернувшись, увидит, что ты идешь на него с обнаженным ножом, то можешь быть спокоен, он без всякого крика всадит тебе пулю в упор. Ну, ткнешь ты его ножом! А дальше что? Проткнутый ножом он ни кому не нужен! Логика простая. С ножами разведчики бегают только в кино. Подойди к немцу незаметно и тихо, бодни его автоматом в бок, приложи палец к губам и он поймет сразу, с кем дело имеет. Поддень его мушкой легонько под зад, и он как натренированный выпрыгивает из траншеи. Вот это классический пример как надо брать без шума немецкого часового. Без хорошего, острого ножа разведчику тоже не обойтись в боевой обстановке. Нужно обрезать немецкую телефонную связь, разрезать сапог при ранении в ногу, срезать аккуратно дерн и поставить мину. Прибежит немецкий связист, ткнется к оборванному проводу, а конец провода к взрывателю подвязан. Подумают, что подорвался на собственной мине.

Последний снег сошел в апреле. Цвет земли менялся с бурого на зеленый. В апреле мы получили партию маскхалатов, сшитых из тонкой материи. Штаны с резинкой по типу пижамных пятнистые и рубахи с капюшоном с разводами, с зеленоватой марлевой накидкой на лицо. В апреле было еще довольно холодно. Разведчики в нейтральной полосе лежали подолгу. Под маскхалаты надевали стеганые телогрейки. Зимние шапки были тоже в ходу. Только наш старшина Волошин ходил в картузе и не снимал его. Он, как и повозочный каски не носил. Кстати о касках. В разведке не принято было носить ниши железные каски. Если не считать случаи, когда ребята надевали немецкие каски. В немецкой каске ночью не разберешь, кто идет по немецкой обороне, свой или чужой. Форма у немецких касок была особая. На нашу не похожая. Напялишь ее на шапку и можно вплотную подойти к фрицу, в немецкой траншее. А дальше она не нужна. Ее можно сбросить. И для своих она опасна, когда возвращаешься назад. У нас на фронте носили каски солдаты стрелки, артиллеристы, телефонисты, саперы, снабженцы, портные и парикмахеры, и прочие военные специалисты полкового тыла. Артиллеристы ни только в них спали и ели, они нехристи, ходили в кусты не снимая их. Противогазы и каски носили все, кроме разведчиков. Солдат любого подразделения не мог без противогаза показаться на поверхности земли. Если в тылах полка попадался солдат без каски и противогаза, то все сразу знали, что им навстречу идет полковой разведчик. Всех солдат в полку стригли наголо. Только разведчики и денщики большого начальства не подлежали оболваниванию. Разведчики гордились этим. Из-под каски прическу не видать. Железная каска мешала разведчику и по делу. Из-под нее не только прически не видно, но она на голове сидела как хомут на шее у кобылы. Какие там ночные шорохи! Надень каску, и она со звоном гудит на голове. Ветер звучит в ней унылой мелодией. Стальная каска звенит от удара сучка. В ней ты как под колпаком. Она даже думать мешает. И еще хочу заметить. За год войны из взвода разведки мы потеряли многих. Но ни один из ребят не был ранен или убит в голову. Я сам был ранен пять раз. Имел контузии и ранения в лицо, шею, живот и в ноги. Осколки до сих пор сидят кое-где под кожей. Но ни разу меня не ударило выше бровей. Каску, я всю войну не носил. У каждого своя судьба, не угадаешь, что и где может случиться. У разведчиков отрывало ноги и руки, выворачивало челюсть, пули пролетали грудь навылет, но прическу они никогда не портили. Может это специфика нашей работы? Пули чаще всего били только по ногам. У меня тоже большое количество ран на ногах. Если перечислить все правила принятые в полковой разведке, то им не будет конца. Каждый день появлялось что-то новое, каждую ночь приносили что-то, над чем нужно было посидеть и подумать. Каждый раз вырисовывалась необычная ситуация и проблемы. Да и немцы стали попадаться разные. После тотальной мобилизации, проведенной в Германии, в окопах у немцев появились старики и юнцы. Нам вроде дышать и проворачивать свои делишки стало легче. Но мы часто нарывались на кадровые дивизии, которые прибывали на восточный фронт из Европы.

28.10.1977 г. Прошло некоторое время. Мы получили распоряжение из дивизии захватить контрольного пленного. Все было продумано и учтено. Боевые группы каждую ночь выходили под проволоку и занимали исходное положение. Разведчики должны были привыкнуть к мысли, что им предстоит идти на насыпь и брать языка. Когда человек первый раз подходит близко к окопам противника, у него всякий раз появляются сомнения и естественный страх. Волнение проходит с каждым новым выходом. Переживания мешают. Их надо преодолеть. Кажется все просто. Подошел незаметно. Лег где-нибудь в лощинке. Лежи, наблюдай, слушай и смотри. А сомнения грызут тебя. Сейчас в нейтральную зону уходят одновременно три группы. Они действуют соответственно вместе. Каждая группа занимает свое исходное положение. Они изучают объект до утра. Они знают, что в один из таких выходов им предстоит подняться и пойти на насыпь. Окоп, где сидят немцы на насыпи, небольшой. В нем находятся двое немцев. Можно бы пойти нахрапом. |Какой смысл долго настраиваться? У каждого из разведчиков может быть чувство боязни, страх и предсмертная мука.| Нарвешься на пулемет и жизни конец. |Может, у немцев нет пулемета - напрасны все сомнения! А может и есть, из которого они ни разу не стреляли? Но такого не бывает, чтобы немцы не попробовали свой пулемет. Это у наших славян он может покрыться ржавчиной. К нему никто не подойдет. Так как стрелять нет ни какой охоты . А немцы народ дисциплины. На то и пулемет, чтобы стрелять. А раз нет пулеметной стрельбы - нет и пулемета!| У меня лично бывали тоже |разные| сомнения, когда приходилось идти и подолгу лежать под проволокой, под носом у немцев. В какую-то ночь я мог встать и спокойно дойти до самой этой насыпи, чтобы самому во всем убедиться. Посмотреть, послушать как там, что там? А в другой раз меня брала за душу тоска, появлялся страх, терзали сомнения. Хотя особых причин для этого не было. Единственно, что нас угнетало, это массированные обстрелы немецкой артиллерии и упорное молчание наших пушек. |Мы еще не раз вернемся к вопросу о страхе. Важно всесторонне выяснить кто, где и когда боится и когда ему на все бывает наплевать!| В этот раз мы следили за немцами долго и упорно. Я звонил в разведотдел дивизии. Мне сказали, что торопиться не следует. Каждую ночь мы выходили вперед в полной готовности, и каждый раз по каким-то причинам откладывали захват языка. Ждали, как говорят, подходящего момента. Ждали темной ночи, небольшого ветра, слабого тумана или моросящего дождя. Откладывать захват языка легко. |Но это тоже не очень хорошее дело. Люди к этому привыкают, и потом их в оглобли не введешь. Сделать последний свой шаг в жизни ни каждый может. В отчаянии человек может пойти на это. А в разведке другое дело. В разведке нужно остаться живым и взять языка. В разведке это нужно делать со знанием дела. В какой раз ты должен сделать этот первый шаг. Переступить черту в небытие и в неизвестность, и надеяться, что ты ее перешагнешь назад. Но сколько раз это можно мучительно ждать и сколько раз, отпихивая ладонью смерть, делать? Я могу ребятам отдать приказ сегодня провести операцию. Люди пойдут. А если при этом получиться срыв, мои приказы потом не будут иметь ни какого смысла, не будут ничего стоить! Я отдаю приказ на захват языка, когда я сам мысленно решусь пойти вместе с ними в самое пекло. Вот когда разведчик будет решительным и непреклонным. Штабу дивизии отдавать приказы легко. Вот приказ! Вот дата! Язык к указанному сроку должен быть взят! Начальник разведки дивизии хочет блеснуть перед комдивом. - Пойди! Попробуй, возьми! А я посмотрю! - так думаю я, когда на меня сверху начинают давить.| Не судьба была немцу с насыпи попасть в наши руки. Вечером перед выходом на задание меня вызвали в штаб полка по срочному делу. - Дивизия, - сказал командир полка, - получила приказ сдать свою оборону. Наши позиции займет другая дивизия. Разведку снимай и отправляй ее в тыл! И чтобы без шуму! При смене частей должна быть абсолютная тишина! Здесь на опушке леса наш район сосредоточения! И командир полка показал мне по карте лесную дорогу и опушку леса. - Сюда будут прибывать стрелковые роты! Вот здесь будет расположен штаб и наши тылы! Сюда выведешь своих людей и здесь, будешь ждать моих указаний! Разведчики покинули траншею. Собрали в овраге имущество и тронулись в лес. Смена стрелковых рот затянулась на сутки. * * * (50 kb)
*05 [Можешь в ответ получить.] Copyright ©2005, Н.Шумилин
Все права защищены.
Copyright ©2005, N. Shumilin , All Rights Reserved Worldwide

http://сайт

Книга о войне «Ванька ротный», написанная участником Ржевской битвы А.Шумилиным рассказывает о боях РККА под началом Жукова под Ржевом, Белым с германским вермахтом Гитлера, 9-й армией под командованием Моделя.

Разведка, добывая сведения о противнике, является одним из важнейших видов боевого обеспечения, направленного на предотвращение внезапного нападения противника.

Снижение эффективности его ударов, если нападение произошло, а также на создание благоприятных условий для организованного и своевременного вступления в бой и успешного его проведения.

22 ноября 1942 г. Главное разведывательное управление (ГРУ) Генштаба РККА было разделено на два ведомства: ГРУ РККА (разведка за рубежом и на оккупированной территории), которое подчинялось Наркому обороны и Управление войсковой разведки (УВР) Генштаба РККА. 18 апреля 1943 г. Управление войсковой разведки было преобразовано в Разведывательное управление, на которое помимо руководства войсковой разведкой возлагалось и руководство разведкой на оккупированных территориях, переданной из ГРУ.

"Хороший разведчик должен, прежде всего, обладать психологической устойчивостью. Главное, чтобы в очень сложные и ответственные моменты не бросился в панику... Чаще убивают неопытных, потому что они раньше бросаются в панику, их первыми замечают и убивают. И потом нужно привыкнуть к мысли, что в любой момент тебя могут убить. Свыкнуться с ней. Если ты думаешь, как бы выжить, ты уже ненадежен. Вот это и будет "посредственный разведчик". Он не трус, но на ответственное задание его не возьмешь" - отмечал разведчик Иванов М.Б. (А. Драбкин "Я ходил за линию фронта" Откровения войсковых разведчиков).

Из воспоминаний разведчика Бухенко В.Ф.: "Думаю, что у разведчиков и саперов была очень опасная работа на войне. Конечно, страшно было ходить в тыл к немцам. Но самое страшное - это, конечно, в пехоте. Во время наступления человек был в строю максимум 3 атаки... Даже нам, разведчикам, единственное, чем могли угрожать, это переводом в пехоту... Из того состава нашей разведроты, который был, когда я только в нее попал, до Берлина дошло человек 20, а в пехоте всего 3 атаки..."

"Сами понимаете, после Курской дуги, впереди было еще почти два года страшной бойни, уцелеть на которой пехотинцу или разведчику было нереально... Хотя бы на моем примере можно в этом убедиться. Я на передовой провел "чистого времени" всего почти девять месяцев - и за этот период был трижды ранен, и это был обычный "пехотный стандарт" - больше трех месяцев на "передке" почти никто не мог продержаться - или убивало, или калечило... А кавалер трех орденов Славы, бесстрашный разведчик Али Каримович Каримов прошел войну без ранений, ему везло невероятно в самых гибельных боях и при выполнении самых сложных разведывательных заданий" - вспоминает разведчик 222 ордена Ленина гвардейского стрелкового полка 72 гвардейской стрелковой Красноградской Краснознаменной дивизиигв. сержант Маликин Л.С.

Наблюдение, подслушивание, поиск, налет, засада, разведка боем - являются основными способами ведения войсковой разведки. В годы Великой Отечественной войны поиски и засады в обороне явились наиболее распространенными и эффективными способами разведки по захвату пленных, документов, образцов вооружения и боевой техники. Однако захват пленных и документов не являлся единственной задачей разведгрупп в тылу противника и разведки боем.

За годы Великой Отечественной войны советская войсковая разведка накопила огромный опыт. Разведка - это глаза и уши полка, дивизии и т.д. Постановка боевой задачи и ее выполнение всегда требуют своевременного изучения местности, там, где разведчики пренебрегали изучением местности, далеко не всегда удавалось решить поставленную задачу и очень часто в силу недостаточного знания местности ее не полностью использовали во время проведения самой разведки. Кроме того, разведка местности должна вестись не вообще, а конкретно для выполнения определенных поставленных задач.

"Старшему лейтенанту Сабурову А.И., командиру 104 отдельной мотострелковой разведывательной роты 29 стрелковой дивизии, 19 января 1943 года было приказано разведать огневые точки и систему огня перед Песчанкой и в Песчанке (разгром немецкой группировки под Сталинградом). Ст. л-нт Сабуров А.И. выполнил эту задачу с честью, он вошел в Песчанку с ротой разведчиков, захватил в плен 60 гитлеровцев и лично уничтожил 14 немцев, которые сопротивлялись. Выполняя приказ командира дивизии - разведать, где засел противник, где его очаги сопротивления, ст.л-нт Сабуров А.И. и эту задачу выполнил с честью. На рубеже р. Царица, лично сам, с небольшой группой разведчиков, разведал и выявил очаги сопротивления немцев, до 2-х батальонов пехоты, засевших в зданиях и строениях.

В дальнейшем, по приказу командира дивизии, роте было приказано вести разведку и наступать по одной из улиц г. Сталинграда; командир роты правильно организовал наступление; ротой было очищено много домов от гитлеровцев, взято в плен около 1500 немцев - солдат и офицеров, сам ст.л-нт Сабуров А.И. с одним бойцом ворвался в подвал и взял в плен 130 гитлеровцев, кроме того взял в плен штаб 1-й Румынской кавалерийской дивизии во главе с генералом К.Братеску".

Разведка боем проводится с целью уточнения характера обороны противника, вскрытия его системы огня и заграждений, а также определения наличия войск на первой позиции. Этим способом разведки добывались наиболее достоверные и точные сведения о группировке войск противника, его подготовке к наступлению и системе огня. Разведка боем во всех случаях вынуждала противника раскрывать имеющиеся в его распоряжении огневые средства и группировку войск, которые до этого он тщательно скрывал. Разведка боем проводится только тогда, когда нет возможности добыть разведывательные данные другими способами. Для вскрытия огневых точек противника разведчики вынуждены были вызывать огонь на себя, рискуя быть расстрелянными, поэтому этот способ ведения разведки солдаты называли "разведка смертью".

"Разведка боем проводилась силами дивизионной разведроты, нашего полкового разведвзвода и приданной стрелковой роты. А дальше... Вы сами, и без меня знаете, как проводится разведка боем и во что это все "выливается"... Но зачастую, разведки боем не требовалось. Если полковую разведку немцы засекали на "нейтралке", то сразу по нам начинали бить со всех стволов, и артиллерийским разведчикам только оставалось успевать отмечать обнаруженные огневые точки на своих картах. Помню, в середине апреля 1943 года, пошли в поиск, вел нас командир взвода. Заранее хорошо изучили участок, на котором предстояло работать. В полночь выбрались из окопов 2-го батальона. Предполагалось, что будем выходить к своим на рассвете, возможно на участке обороны 1-го батальона. Командир 2-го батальона Сагайда предупредил об этом командиров стрелковых рот. Ночь - хоть глаза выколи, была холодной, ветреной, посыпал мелкий дождик. Перебрались через реку. Вдруг хлестнула внезапная пулеметная очередь, и где-то на правом фланге прогрохотали разрывы выпущенных противником для острастки мин. Прислушались: нет, ничего, вроде тихо. Еще подумали, сегодня поиск будет удачным. Затем дождь прекратился, но ветер задул сильнее. И тут что-то дрогнуло в непроглядном мраке, и раздались выстрелы - один, другой, третий, и разом наперебой застучали пулеметы. В небе над "ничейной" землей стали "лопаться пузыри" осветительных ракет, которые взлетали в воздух беспрерывно. А потом засвистели мины и снаряды, к пулеметчикам присоединилась немецкая артиллерия. Мы застыли на земле, стало ясно, что нас обнаружили, и пытаются отрезать пути отхода. И тут, прикрывая нас, вступила в бой дивизионная артиллерия, заговорили пулеметы по всей линии обороны нашего гвардейского полка, подавляя огневые точки противника. "Языка" мы в тот раз не взяли, но разведка боем получилось очень эффективной." - из воспоминаний разведчика Маликина Л.С.

Поиск заключается в скрытном подходе подразделения (группы) к заранее намеченному и изученному объекту противника, внезапном нападении на него и захвате "языка", документов, образцов вооружения и снаряжения. В период Великой Отечественной войны поиски проводились в различное время суток. При этом характерно, что в первые годы войны поиски проводились, как правило, ночью. В последующем, в связи с переходом противника к системе сплошных траншей, плотно прикрытых значительным количеством инженерных заграждений, а также повышением его бдительности ночью, проведение поисков в ночное время усложнилось.

Начиная с 1943 г. стали в частях РККА широко практиковаться и дневные поиски. Чаще всего они проводились через один - три часа после рассвета. На рассвете и в послеобеденное время бдительность немцев притуплялась, что широко использовалось нашими разведчиками для достижения внезапности действий. В поиск набирались группа захвата и группа обеспечения. Если задание сложное, то могло быть две группы обеспечения. Позже уже стали использовать три группы: нападения, захвата и поддержки. Для проведения поиска назначалось разведывательное или мотострелковое подразделение от отделения до усиленного взвода или группа из специально подобранных военнослужащих. Численность такой группы чаще всего колебалась от 6 до 16 человек.

Кроме того, эффективность поиска зависела от тщательности подготовки действия, тренированности личного состава поисковой группы, смелости и решительности действий разведчиков. Тренировки по рукопашному бою, отработка умения пользоваться ножом, бесшумно перемещаться по лесу и т. д. были обязательными во всех разведгруппах. От всех этих навыков в условиях войны зависела жизнь разведчика, поэтому готовились досконально. Даже опытные разведчики в свободное время продолжали тренироваться, обучая молодых ведению разведки на переднем крае, установлению засад, преодолению препятствий, искусству маскировки, проведению "поиска" и многому другому.

Поиск - это наиболее сложный способ разведки, а в условиях непосредственного соприкосновения с противником, не может быть шаблонным, часто требует проявление разумной инициативы, находчивости и храбрости в сочетании с умелым расчетом. Взять "языка" - это работа разведки в обороне. А при наступлении, например, разведвзвод всегда идет первыми.

"Группе разведчиков во главе с помощником командира взвода 75 гв.орр гв. сержантом Панеждой П.А. было приказано произвести разведку переднего края противника севернее Бородаевки, на правом берегу Днепра.

На рассвете 25 сентября 1943 года на лодке разведчики пересекли реку. Трое суток группа П.А. Панежды совершала рейды в глубину обороны немцев, добывая ценные сведения для командования. За это время через реку переправилась вся разведывательная рота. Разведывательная рота, возглавляемая начальником разведки штаба 72 гв.сд гв. майором Калмыковым Е.И., следом за огненным валом артиллерии подошла к огневым позициям гитлеровцев, забросала их гранатами и захватила плацдарм, после этого началось форсирование Днепра главными силами дивизии".

О трудностях ведения поиска так рассказывал разведчик З. Пилат: "На фронтах были участки, где по три месяца подряд не удавалось взять контрольного пленного в полосе целой армии. Десятки (!) разведгрупп полегли смертью храбрых на нейтралке, но даже солдатскую книжку не удавалось достать с убитого немца. Сотни разведчиков погибли, а результата не было. Здесь уже не офицера "заказывали", а хоть кого-нибудь. И такое бывало..."

Из воспоминаний военврача Гудковой Галины Даниловны "Будут жить!": "В ноябре 1942 из расположения 106-го стрелкового полка вышла в тыл противника для захвата "языка" группа дивизионных разведчиков. Вел ее сам командирразведроты, старший политрук, в сентябре переаттестованный на старшего лейтенанта, Михаил Ефимович Татаринов. Разведчики хорошо изучили передний край обороны противника, все были опытными, физически сильными, не теряющимися в сложной обстановке людьми.

Группа выбралась из окопов 106-го стрелкового полка в двенадцатом часу ночи. Предполагалось, она возвратится не позднее пяти-шести часов утра, и не исключалось, что выходить станет на участке обороны отдельного учебного стрелкового батальона. Капитан Юрков предупредил об этом командиров рот, потребовал быть предельно внимательными и оказать разведчикам, если понадобится, помощь.

Ночь стояла темнющая. Захолодало, с невидимого неба посыпалась крупка, поднялся ветерок: он сек лица и шею. Мы настороженно вслушиваясь в привычные.звуки: шипение взлетевшей неподалеку ракеты, внезапную пулеметную очередь где-то на правом фланге, неожиданный разрыв выпущенных противником для острастки мин. Нет. Ничего. Тихо. Похоже, разведчикам сопутствует удача...

Меня Юрков спросил, все ли имеется на медпункте, чтобы оказать помощь разведчикам и "языку", если тот, на беду, окажется ранен или помят в схватке. Я успокоила комбата: всего хватит.

Надо, чтобы притащенный жив остался, - ответил Юрков. - Сейчас "языки" на вес золота. А пожалуй, и дороже!

Уже дрогнуло что-то в непроглядном мраке, он становился словно жиже, рыхлее, и крупка сыпаться перестала, лишь ветер потянул сильней, когда раздались выстрелы - один, другой, третий, и разом наперебой застучали пулеметы. Выскочив из щели, мы увидели, что в небе над "ничейной землей" лопаются пузыри вражеских ракет, услышали, как начали бить фашистские минометы и орудия, как засвистели мины и снаряды. А ракеты все взлетали и взлетали. Стало светать, лишь тени судорожно метались, напоминая, что день еще не настал. И тут взревели орудия дивизии, вступили в дело пулеметы по всей линии нашей обороны. Мы догадались; разведчики выходят на участке батальона, враг их обнаружил, пытается отрезать, артиллерия дивизии подавляет огневые средства противника, а роты прикрывают отход Татаринова.

Гул выстрелов, грохот разрывов вражеских мин и снарядов стали затихать примерно полчаса спустя. Только наши орудия все еще били да пулеметы не умолкали ни свои, ни чужие. И тут мы различили топот ног, приглушенные, возбужденные голоса.

Тихо, славяне, тихо. Здесь... - услышала я. - Доктор, где вы? Сестричка!

Сюда, сюда! - звала я.

Бойцы подтащили раненого, бережно опустили плащ-палатку с неподвижным телом на землю. Дюжий старшина перевел дыхание:

Доктор, что хотите делайте, только спасите!

Да кто ранен?

Наш командир. Старший лейтенант.

Татаринов?!

По крови на гимнастерке и брюках можно было предположить, что у Татаринова не одно ранение.

Светите!

При свете карманных фонариков расстегнула поясной ремень старшего лейтенанта, приподняла гимнастерку и увидела обширное осколочное ранение живота. Распорола голенища сапог, бриджи. На левой голени множество кровоточащих ран с повреждением костей. На правом бедре - открытый перелом со смещением обломков кости.

Старшина отрывисто бормотал:

- "Языка", сволочь эту, целым доставили. А товарищ старший лейтенант с двумя ребятами последним отползал, прикрывал нас. И немного ведь оставалось!..

Снаряд, мина?

Мина... Будет он жив, доктор?

Татаринов лежал неподвижный, бледный, с осунувшимся лицом. Ступни его обернули фланелевыми портянками, распоротые брюки вместе с сетчатыми шинами прибинтовали к ногам, но укрыть старшего лейтенанта было нечем: плащ-палатка-то греет плохо! Пока оттащат поглубже в тыл, пока дождутся машины, пока отвезут в медсанбат - замерзнет. Не раздумывая, я сняла шинель, укутала Татаринова, а старшине приказала срочно найти какую-нибудь машину.

Позднее рассказали: разведчики не стали ждать прихода машин. Подхватив носилки, отнесли раненого командира в тыл, рассчитывая найти транспорт по дороге, выиграть время. Рассчитали они правильно: отойдя с километр, остановили грузовик, привозивший снаряды на батарею 76-миллиметровых пушек, на нем доставили старшего лейтенанта в медсанбат. Но, увы, поздно. Уже немного оставалось ехать, когда сопровождавшие командира роты бойцы почувствовали - конец. И все же верили, что врачи совершат чудо: сами тащили носилки в операционную палатку, просили прооперировать, спасти...".

Вот пример удачного стремительного поиска. "В ночь с 13 на 14 февраля 1944 г. выполняя боевой приказ командования дивизии по захвату "языка", командир взвода разведки 75 гв. орр гв. лейтенант Златокрыльц Рафаил Израилевич, командуя группой ночного поиска, в районе 800 метров западнее Сосивка, обнаружил группу саперов противника, численностью 8 человек, которые проводили минирование переднего края. Когда группа подошла к немцам на расстояние 100 м. гв. л-нт Златокрыльц быстро принял решение захватить группу немцев в плен. Для этой цели выслал влево группу прикрытия, а сам действовал с группой захвата. Быстро и решительно атаковав группу немцев гв. л-нт Златокрыльц с группой захвата, взял в плен оберефрейтора, а остальных уничтожили. Поставленная задача под командованием командира взвода разведки гв. л-нта Златокрыльца Р.И. была успешно выполнена. Пленный дал ценные сведения".

Засада как способ разведки заключается в заблаговременном и скрытном расположении подразделения (группы) на ожидаемом или вероятном пути движения одиночных военнослужащих или небольших групп противника для внезапного нападения на них с целью захвата пленных, документов, образцов вооружения, боевой техники или снаряжения.

Во время Великой отечественной войны засады устраивались как при подготовке наступления, так и в ходе боевых действий в любое время суток и любую погоду. Места для засад выбирались вблизи троп, дорог, преднамеренно поврежденных линий проводной связи, у источников воды, переправ, мостов, в проходах заграждений, ходах сообщения и других местах. Там где наиболее вероятно появление одиночных солдат (связной, подносчик боеприпасов), офицеров или небольших групп противника, следующих в пешем порядке или на наземных средствах передвижения: подразделения разведки, охранения и т. п.

В зависимости от обстановки засады устраивались на переднем крае противника, перед передним краем наших передовых (охраняющих) подразделений, в расположении своих войск, а также в глубине расположения противника.

"По одному шаблону мы не работали. Могли устроить засаду в немецком ближнем тылу, или перерезать телефонный провод и подождать пока покажется наш "клиент" - связист, идущий на обрыв провода. Маршруты нашего отхода тоже постоянно менялись, немцы тоже не круглые дураки, "котелок" у них варил, дай Бог каждому, выставляли свои засады у кромки берега или прямо на "нейтралке", там не одна разведгруппа в эти капканы попалась" - из воспоминаний разведчика Маликина Л.С.

Засада по сравнению с другими способами разведки имеет ряд преимуществ. Группа, находящаяся в засаде, всегда располагает большими возможностями для внезапного нападения, так как противник, не подозревая об опасности, неожиданно попадает в руки разведчиков и не в состоянии оказать организованного сопротивления. Действуя из укрытия с близкого расстояния, разведчики могут небольшими силами и в короткое время успешно выполнить задачу и нанести противнику потери. В годы Великой Отечественной войны внезапное нападение из засады в большинстве случаев завершалось успешно. Но и этот способ разведки требовал от людей постоянного творчества, изобретательности, дерзания.

"Гвардии старшине Журенкову Д.С., помощнику командира взвода 75 гв.орр, была поставлена задача захватить в ночь с 25 на 26 апреля 1943 г. захватить контрольного пленного в районе с. Безлюдовка (южный выступ Курской дуги). Тщательно подготовив группу захвата и группу поддержки, под прикрытием вечерней темноты разведчики бесшумно переправились через р. Северский Донец. Тщательно расставил группу поддержки гв. ст-на Журенков с группой захвата углубился в тыл противник где организовал засаду. Спустя некоторое время на дороге показалась фигура немца. И как только немец поравнялся с засадой, гв. ст-на Журенков дал сигнал на захват. Обезоружив и захватив немца, под прикрытием группу поддержки разведчики бесшумно отошли и доставили пленного в штаб".

"Заместителю командира 75-ой гв.орр гв. лейтенанту Портнову И.М., 9 мая 1943 г., была поставлена задача по подготовке операции по захвату контрольного пленного в районе населенных пунктов Пристень (9236) и Пуляевка (9432). После двух суток наблюдения за противников и тщательной проработкой схемы действия, в ночь с 11 на 12 мая 1943 г, группа разведчиков скрытно переправилась через Сев. Донец и организовала засаду. На засаду вышло трое немцев, из которых двое было убито, а третий был захвачен и доставлен на нашу территорию".

Из наградного листа на Помощника начальника 2-го отдела штаба 72-й гв. сд - гв. старшего лейтенанта Оглу В.И.: "В период ожесточенных боев в районе реки Сев. Донец тов. Оглу постоянно находился на НП дивизии и в боевых порядках отдельной разведроты.

В период с 5.7 по 15.8.43 г. тов. Оглу бесперебойно организовывал и вел разведку на переднем крае и в глубине обороны противника.

За этот период всеми видами разведки взято 66 человек пленных и ценные документы противника, тем самым своевременно была выявлена группировка и нумерация частей противника перед фронтом нашей дивизии"

Когда фронт не был сплошным, советские соединения и части вели разведку в тылу противника силами разведывательных групп. Если между опорными пунктами немцев имелись значительные промежутки, опытные разведчики незаметно проникали в ближайший тыл врага и успешно решали возложенные на них задачи. Как правило, в тылу солдаты противника более беспечны по сравнению с военнослужащими, находящимися на переднем крае. В тылу чаще можно захватить одиночного солдата или офицера, в то время как на переднем крае каждому солдату или парному дозору, находящемуся в боевом охранении, свои подразделения в любое время могут оказать поддержку огневыми средствами и живой силой. Действуя в тылу противника, разведывательные группы обычно вели разведку наблюдением, налетами, засадами, подслушиванием телефонных переговоров противника, фотографированием, а при благоприятных условиях совершали диверсии.

Обычно таким группам командование ставило следующие задачи: выявление районов сосредоточения войск противника; скрытое наблюдение за дорогами; захват документов у связных: пеших, конных, мотоциклистов и т. д.

Направленные в тыл врага советские разведчики, стремясь выполнить поставленные задачи, обычно не ввязывались в бой с противником, так как он имел численный перевес, и группа могла быть уничтожена. Кроме этого, чтобы и не раскрыть себя.

Из наградного листа на помощника командира взвода 75 гв. орр гв. сержанта Бирюкова Михаила Константиновича: "В ночь с 23.04.1943 г. сержант Бирюков с группой в количестве трех человек выполняя боевую задачу форсируя водный рубеж в районе Безлюдовка (8642) не заметными для противника прошли его оборону, углубились в тыл противника до десяти километров.

Путем скрытого наблюдения установили численность войск противника, расположение войск и его огневые средства. Находясь трое суток в тылу противника поставленную задачу выполнили без единой потери, в предназначенный срок с ценными сведениями о противнике возвратился в часть".

Стараясь остаться незамеченными, разведгруппы обычно передвигались ночью, соблюдая при этом тщательную маскировку, обходя населенные пункты и большие дороги. Действовать в тылу противника весьма сложно - всегда существует опасность встречи с ним, поэтому скрытность и внезапность - важнейшие принципы действий разведгруппы в тылу противника. Эффективность действий разведывательно-диверсионных групп зависела от степени их подготовленности и правильного учёта массы факторов: способа перехода линии фронта, маршрута выхода к объекту, обратного возвращения разведчиков, места расположения группы до момента соединения с нашими войсками и т.п.

Из наградного листа на командира отделения 75 гв.орр гв. сержанта Линника И.М.: "... в течении 6-ти месяцев выполнял боевые задачи по разведки в тылу противника, 7 раз ходил в тыл противника на глубину 15-20 км, командуя группой 4-5 чел. и выполнив задачу возвращался без потерь. Тов. Линник на своем счету имеет 9 пленных.

21.12.44 г. Тов. Линнику была поставлена задача переправиться через р. Ипель, зайти в тыл противника на 12 км с задачей установить наличие танков, артиллерии, инженерных заграждений и на возвратном пути захватить пленного...Тов. Линник возглавляя группу 4 чел. переправился через р. Ипель (ширина которой 1,5 км) и вышел в указанный район. На пути движения и на выбранном им НП в тылу противника, он просматривал каждую лощину, населенные пункты. Установив наличие танков в районе Кюрт Пуста, артиллерии и оборонительные сооружения...

Подойдя к дер. Ковачева, провели разведку деревни и склада, РГ обнаружила окопы противника, где стоял станковый пулемет. Тов. Линник расположил свои силы вблизи ОТ (огневой точки) и сам с разведчиком Непейвода по пластунски пополз к пулеметной точке противника.

Тов. Линник приглушил солдата-пулеметчика прикладом, захватил его в плен со станковым пулеметом и винтовкой, а 3-х солдат забросал гранатами и уничтожил их. Передав пленного и трофеи подбежавшим товарищам, а сам с разведчиком Непейвода прикрывал отход со станкового пулемета захваченного у противника. При отходе РГ противник с флангов открыл сильный пулеметный огонь по РГ. Но тов. Линник подавил огонь противника и юлагополучно вышел к реке Ипель. Пленный и трофеи были доставлены в штаб, чем вскрыли группировку противника".

Такой опыт сразу не появился, поэтому войсковые разведчики, особенно в начале войны, платили за него огромную цену - жизнь.

Активно помогали в проведении разведки и местные жители, партизаны. Так в конце апреля 1943 г. два друга, однофамильца Анохин Александр Яковлевич и Анохин Сергей Леонтьевич добровольно прибыли в часть из истребительного отряда Щебитинского РО НКВД с желанием помочь Красной Армии в проведении разведки в тылу противника. Вплавь переправившись через Сев. Донец незаметно от противника ушли в его тыл. Днем пройдя по намеченным пунктам и выполнив задание вернулись на наш берег. За проявленную выдержку и отвагу два друга были награждены медалями "За боевые заслуги". В дальнейшем остались служить в 75 гв.орр.

Непременное условие успеха любой разведгруппы - это опытность командира-разведчика в организации и проведении разведывательных действий. Такой командир в самой сложной обстановке не растеряется и найдет правильное решение, проявив при этом силу воли, изобретательность и хитрость.

"Командовал взводом пешей разведки офицер, которого все звали по отчеству - Кузьмич, или обращались к нему так - "Т-щ старший лейтенант". Среднего роста, человек безграничной выдержки, был для нас примером в любом бою или в поиске. Обладал сильной волей, к разведчикам относился предельно требовательно. Как и все разведчики, он постоянно находился под гнетом большого физического и нравственного напряжения, но даже смертельно уставший, он возвращался из поисков с прекрасным чувством, обо всем прошедшем говорил с юмором. Подбадривал нас в трудную минуту, понимая, что на войне все наши мучения, страдания и гибель товарищей становятся повседневными, обыденными явлениями, которые постепенно подрывают веру солдата в то, что он может победить и уцелеть. И если Кузьмич видел, что кого -то из нас начинает "клинить", то покрикивал на разведчиков, не подбирая выражений. Но в редкое, для нас, свободное время, Кузьмич был внимательным и участливым, он хорошо знал дорогу к сердцу солдата. Всегда старался нас развеселить, имел неистощимый запас остроумных шуток, побасенок и смешных историй. Он имел непоколебимый авторитет.

Во взводе был свой политрук - разведчик, еврей, лейтенант Илья Соломонович Мельников. Это был настоящий комиссар, который никогда не говорил - "Надо сделать", а постоянно повторял - "Делай как я". Человек очень волевой и смелый. В бою имел безграничную выдержку. Должности помкомвзвода в полковой разведке не было, но эти обязанности исполнял опытнейший разведчик старшина Али Каримович Каримов, которого мы звали Алик. Смелый и грамотный боец, Али Каримов, лично принимал участие в пленении фельдмаршала Паулюса вместе со штабом в Сталинграде. Каримов стал мне кровным братом, и когда меня тяжело ранило - он спас мне жизнь. А руководил работой полковых разведчиков ПНШ по разведке старший лейтенант Куровский Бронислав Иванович, прекрасный человек. Высокий, с отменной выправкой офицер, обладал невероятным терпением и мужеством. Весь полк его ценил и уважал чрезвычайно" - из воспоминаний разведчика Маликина Л.С.

Из наградного листа на Переводчика управления 29-ой стрелковой дивизии техника интенданта 1-го ранга Оглу В.И.: "В декабре месяце 1942 г. неоднократно выползая за передний край линии обороны вел подслушивание, устанавливал нумерацию частей, характер обороны и настроение противника, при этом проявлял мужество и отвагу".

В разведке были свои законы, свои правила. Основной закон - ни в коем случае не оставлять врагу своих раненых и убитых. "Старшина Али Каримов задал мне вопрос - "Железный закон разведчиков знаешь?". И когда я смущенно развел руками, он продолжил - "Сколько ушло, столько и пришло. Своих, ни раненых, ни убитых - врагу не оставляем", - из воспоминаний разведчика Маликина Л.С.

"В ночь с 19 на 20 апреля 1943 года разведывательная группа под командованием гв. мл. лейтенанта Синдюкова Леонида Николаевича, действовала по захвату контрольного пленного в районе ур. Дача Коровинская (южный выступ Курской дуги). Во время переправы через Сев. Донец группа была обнаружена противником и попала в организованную им засаду. Разведчики вынуждены были вступить в рукопашную схватку с превосходящим противником и нанеся ему значительный урон, вынося с поля боя раненых, отошли в полном составе на свою сторону берега".

"Был случай, когда оставили убитого бойца в немецкой траншее, при очень серьезных обстоятельствах. Поиск получился неудачным. В мае сорок третьего, получили задание взять "языка", не считаясь ни с чем. Заранее наметили огневую точку, в которой мы решили сцапать немца. Изучили все подходы. Пошли вдесятером, форсировали реку на лодке. Четверо в группе захвата - Каримов, взводный Кузьмич, я, еще один парнишка, не могу вспомнить фамилию, он к нам совсем недавно прибыл на пополнение. Шесть человек остались в прикрытии. Через немецкую оборону прошли тихо, незамеченными. С тыла подползли к огневой точке. Вблизи обнаружили землянку, о которой мы раньше не знали. Между ними дремал немец за пулеметом МГ-34. Ползком приблизились, и в момент, когда мы встали для последнего рывка к траншее, немец проснулся и мгновенно выпустил по нам очередь. Был тяжело ранен командир взвода и убит разведчик, четвертый в нашей группе. Завязалась перестрелка, я ранил немца, и еще успел бросить гранату в окно землянки, чтобы убить находившихся внутри нее немцев, уже успевших очнуться. Я потянул раненого немца за ноги, предварительно заткнул ему рот кляпом. И тут мы замечаем, что Кузьмич ранен тяжело, сам идти или ползти не может...

Нас в группе захвата осталось только двое, и вынести от второй немецкой траншеи - и тяжело раненого взводного, и раненого немецкого пулеметчика, и убитого товарища - мы физически не могли. Мне пришлось ножом заколоть «языка». Взял у него документы, снял с трупа погоны и пилотку. А противник, сразу после взрыва гранаты и короткой перестрелки, понял, что на их передовой действуют русские разведчики, организовали преследование. Мы, отстреливаясь, стали отходить к группе прикрытия, неся на себе раненого взводного. Убитого разведчика пришлось оставить. Немцы чуть ли не гурьбой кинулись за нами вслед, но тут вступила в бой группа прикрытия и «отсекла» от нас преследователей. Но немцы накрыли всю кромку берега артиллерийским и пулеметным огнем, отрезая нам пути отхода. Группа поддержки переправила нас с раненым на поджидавшей лодке на восточный берег, а потом, продолжая бой, подтянула на тросе лодку назад, и сама переплыла реку на наш берег. Раненого командира сразу отвезли в медсанбат. А по документам и знакам рода войск, снятых с убитого немца, было установлено, что на стороне противника перед нашим полком появилось химическое подразделение» – вспоминает разведчик Маликин Л.С.

Фронтовая войсковая разведка в годы Великой Отечественной войны внесла огромный вклад в успех выполнения многих военных операций.