Отец цветаевой основал музей. Очерк “Отец и его музей”: значение отца в формировании бытового и душевно-духовного уклада жизни М.И. Цветаевой. Анастасия Ивановна Цветаева

Лев Владимирович Урусов Здесь, в период между июльскими днями и корниловскими с Московским государственным совещанием 10 августа в промежутке, наш комитет Общества с его общими собраниями снова получил своё значение. Должен сказать, что до июльских дней, при всей

Иван Цветаев, создатель Музея изобразительных искусств на Волхонке, по воле собственной мечты стал одним из первых (работающих в сфере благотворительности), менеджеров, сумевших заинтересовать купцов-филантропов и меценатов проектом, в котором которым они не были заинтересованы. О том, как ему это удалось, рассказывает писатель, краевед и телеведущий Алексей МИТРОФАНОВ

Московская история знает много примеров, когда благотворители становились таковыми не по собственному благородному порыву, а в силу обстоятельств. Например, московские градоначальники постоянно создавали купцам подобные обстоятельства, и в результате город собирал нужные средства на хозяйство. Но то — градоначальники, им так по работе положено.
А вот Иван Цветаев, создатель Музея изобразительных искусств на Волхонке, по воле собственной мечты стал высоким профессионалом ,
и одним из первых (работающих в сфере благотворительности), менеджеров, сумевших заинтересовать купцов-филантропов и меценатов проектом, в котором которым они не были заинтересованы. О том, как ему это удалось, рассказывает писатель, краевед и телеведущий Алексей МИТРОФАНОВ

Строительство Музея. 1905 г.

Рождение мечты

Иван Владимирович никогда в жизни не мечтал быть менеджером. А тем более — вымогателем. Просто так жизнь сложилась.

Он родился в 1847 году в селе Дроздово Шуйского уезда Владимирской области в семье сельского батюшки. Образование — Шуйское духовное училище, затем Владимирская семинария. Надо бы жениться, получить приход и стать милым, тихим провинциальным священником – все к тому шло. Но делу промешал владимирский музей — только-только тогда созданный, ютящийся в одной из комнат Губернской гимназии. Археологические находки завораживали. В результате вместо прихода в судьбе Ивана Владимировича появилось классическое отделение Санкт-Петербургского университета. Упоение красотами русской столицы. Архитектурные шедевры и богатые экспонаты уже столичных музеев. Университет Иван Владимирович окончил с золотой медалью. Потом провел два года в музеях Западной Европы.

Иван Владимирович Цветаев, «в дни, когда мечта еще зарождалась».

Коготок завяз — всей птичке пропасть.

Речь идет о том, что Иван Владимирович стал жить несколько навязчивой, но притом благородной идеей. Он прекрасно помнил, каково ему, нищему студенту, было учиться без классических примеров перед глазами. Господа из богатых семей уже в студенческие годы имели возможность воочию ознакомиться с античностью северного Средиземноморья. Он же не имел такого счастья.

Идея проста. Надо помочь бедным студентам. Надо сделать в Москве музей слепков. А для этого нужны деньги. А деньги есть у купцов. И надо, чтобы купцы дали денег. Вот и все. Как говорится, не бином Ньютона.

Казалось бы, интеллигентный человек

А вот и первые дневниковые записи, повествующие о том, как реализовывалась эта простая задача: «Отказал Лев Готье, очень богатый торговец в Москве железом… Отказал Василий Алексеевич Хлудов, человек огромного состояния и питомец Московского университета. Отказали Савва и Сергей Тимофеевичи Морозовы. Отказали Морозовы-Викуловичи… Отказала Варвара Алексеевна Морозова, пославши к своим детям. Отказали ее богатые сыновья Арсений и Иван Абрамовичи… Одни отказываются по грубости вкуса, другие по скупости, третьи, имея иные области благотворения».

Казалось бы, интеллигентный человек, рефлексирующий и застенчивый. Не от мира сего, да еще и тюфяк. Философ Василий Розанов так описывал внешность Цветаева: «Малоречистый, с тягучим медленным словом, к тому же не всегда внятным, сильно сутуловатый, неповоротливый, Иван Владимирович Цветаев, или — как звали его студенты — Johannes Zwetajeff, казалось, олицетворял собою русскую пассивность: русскую медленность, русскую неподвижность. Он вечно «тащился» и никогда не «шел». «Этот мешок можно унести или перевезти, но он сам никуда не пойдет и никуда не уедет». Так думалось, глядя на его одутловатое, с небольшой русой бородкой лицо, на всю фигуру его «мешочком» и всю эту беспримерную тусклость, серость и неясность».

Ему бы отказаться клянчить по приемным, не его это стезя. Надо бы сосредоточиться на научной работе, защищаться диссертации, радовать академический мир научными трудами, создавать свою школу.

Однако Иван Владимирович закусил удила: «Сегодня был у Толстопятова и говорил, нельзя ли расположить Е. А. Баранову с детьми принять участие в деле сооружения Музея встройкою залы их имени. Он обещал позондировать почву и высказал надежду на успех. Ныне же был у И. А. Колесникова, директора Никольской мануфактуры М. Ф. Морозовой с сыновьями. Шел разговор о средствах расположить в пользу дела М. Ф. Морозову. Тем временем вошел ее старший сын Савва Морозов, которого также втянули в эту беседу и стали просить принять на себя ходатайство перед матерью о сооружении в Музее зала имени Морозовых. Сын охотно согласился повести эти переговоры, но не поручился за их успех. При этой беседе присутствовал также и А. А. Назаров, директор правления Товарищества, уже ранее заявивший свои симпатии нашему Музею принесением в дар ему бронзовых копий бюстов и статуэток Неаполитанского музея».

А в итоге профессор Московского университета историк Любавский про Ивана Дмитриевича вот что писал: «Это прирожденный министр финансов, потому что так искусно добывать деньги из совершенно неожиданных источников, как это Иван Владимирович умел, да еще настраивать дающих деньги к благодарности, - они его благодарили за то, что он деньги от них получал, это никакому графу Витте никогда не удастся».

Зал Возрождения в год открытия Музея

Технологии сбора

Иван Владимирович становится — страшно подумать — интриганом. Никаких учебников по НЛП в то время не существовало, курсов типа «монстр общения» тоже. Цветаев до всего доходит своим собственным умом поповского сына, развитым в аудиториях университета.

Прежде чем отправиться к потенциальному дарителю, выясняет обходным путем размеры состояния, черты характера, пристрастия, даже семейные неурядицы. Узнает, к примеру, что в Замоскворечье только что умер купец средней руки, вдова осталась одна с племянником, а племянник — мот. Приходит. Приносит соболезнования. Высказывает сочувствие. Море комплиментов столь безвременно покинувшему этот бренный мир. Скорбь. В том числе и по поводу состояния — дескать, племянничек-то ваш спустит в два счета его. «Ой, спустит, ой, спустит, аспид», — сокрушается несчастная.
И все, полдела сделано. Еще чуть-чуть, и барыня сама вдруг понимает, что необходимо сделать, дабы покойный — там, на небесах — был доволен. Ну, конечно же, пожертвовать большую часть наследства на музей. Без вариантов.

А дневник ученого все более напоминает кондуитик записного прощелыги: «Занес три визитных карточки и печатную Записку о Музее… Полякову, которого письмом к нему в Париж я просил об устройстве зал: одной имени их рода, другой — имени умершего сына Аарона Полякова, любившего искусство. Удочка закинута — попадется ли золотая рыбка в виде хотя бы одного зала? Завтра иду к ним вечером пить чай… и осмотрю крючок — не съеден ли червяк… или не повис ли на нем банкир».

Доходит до прямого нарушения закона. Дочь Ивана Владимировича, поэтесса Марина Цветаева пишет: «Отец из Германии привез от себя музею — очередной подарок: машинку для стрижки газона. – «А таможне не платил, ни-ни. Упаковал ее в ящичек, сверху заложил книжками и поставил в ноги. — А это что у вас здесь? — Это? — Греческие книжки. — Ну, видят — профессор, человек пожилой, одет скромно, врать не будет. Что такому и возить, как не греческие книжки! Не парфюмерию же. Так и провез без пошлины. Помилуйте! Да на пошлину вторую такую стрижку купить можно»».

Так же Иван Владимирович изобрел свою собственную технологию для общения с главным жертвователем, одним из богатейших россиян Юрием Степановичем Нечаевым-Мальцевым. Все очень просто. Если дать ему на подпись счет, то будет торговаться до копейки, до половичка дверного. Однако опытным путем Цветаев выяснил, что счет нужно давать по окончании «делового завтрака», именно в тот момент, когда свой счет размякшему благотворителю приносил официант. Тогда Юрий Степанович, не вчитываясь, сразу ставил две подписи. На автомате. Срабатывал купеческий рефлекс — Иван Владимирович разве что чаевых не получал. Но, между прочим, главное – результат.

Ю.С. Нечаев-Мальцев.

Открытие

И в результате 31 мая 1912 года музей был торжественно открыт. Марина Цветаева вспоминала: «Белое видение Музея на щедрой синеве неба… Белое видение лестницы, владычествующей над всем и всеми. У правого крыла — как страж — в нечеловеческий и даже не в божественный, а в героический рост — микельанджеловский Давид».

Торжественное открытие музея. Николай II c семьёй. 1912 г.

Студенты Москвы получили музей, столь необходимый им для знакомства с античностью. А со временем этот музей разросся и стал крупнейшим в Первопрестольной собранием зарубежного искусства.

Он создавался на деньги российского предпринимательства (а также российской казны, регулярно ограбляемой Цветаевым во время прохождения таможни) Все, однако, понимали, что заслуга тут — Цветаевская. Именно ему обязан город появлением музея. Именно он стоял во время церемонии открытия на самом почетном месте, в белоснежном парадном мундире.

Он провел затяжную, тяжелую битву с купеческой косностью. И вышел из нее триумфатором.

«В зените своей жизни, на вершине своего дела…» М.Цветаева «Открытие музея».

Современный вид музея. /http://www.cityboom.ru/

В давние-давние времена, более века назад, когда Российская государственная библиотека еще не носила это имя, и даже еще не носила имя Ленина, присвоенное ей в советское время, а была Румянцевской библиотекой при Румянцевском же музее, одном из крупнейших культурных учреждений Москвы, возглавлял этот музей и, соответственно, библиотеку при нем Иван Владимирович Цветаев, известный потомкам как основатель Музея изобразительных искусств и отец поэтессы Марины Цветаевой. Профессор Московского университета и член-корреспондент Петербургской Академии наук И.В. Цветаев занимал пост директора Румянцевского музея и библиотеки в 1900-1910 годах, как раз в то время, когда с увлечением занимался строительством и формированием коллекций своего любимого детища - Музея изящных искусств. И дела в Румянцевской библиотеке несколько подзапустил...

Иван Владимирович Цветаев

Должной бдительности сотрудников во вверенном ему учреждении Цветаев не требовал (он вообще был большим либералом), и читатели библиотеки, пользуясь этим, без зазрения совести стали подтаскивать кое-что из фондов. То дорогое издание слямзят, то ценные гравюры из книги вырежут... Велимир Хлебников очень образно рассказывал, как его знакомый, поэт Петровский попался при раскурочивании книг, и ему пришлось спасаться от полиции. Выбежав из библиотеки, поэт-воришка кинулся по Волхонке к Храму Христа Спасителя и "трижды обежал золоченый, с тучами каменных духов храм Спасителя, прыгая громадными скачками по ступеням, преследуемый городовым за то, что выдрал из Румянцевского музея редкие оттиски живописи" .


Здание Румянцевского музея и библиотеки (Пашков дом) в начале 20 века

За порчей библиотечных книг был застукан в читальном зале еще один поэт - символист Эллис (Лев Львович Кобылинский). Он был сыном основателя и руководителя одной из лучших московских гимназий Льва Поливанова, знаменитого педагога, воспитавшего множество выдающихся учеников (Брюсова, Волошина, Андрея Белого, шахматиста Алёхина и других). Из родного сына он тоже пытался сделать человека высокой культуры и незаурядную личность, и в чем-то преуспел, но не во всем. Дело в том, что Эллис был незаконнорожденным сыном своего отца, и это сильно осложнило ему жизнь, испортило характер и в конечном итоге отвратило от отцовских принципов. Друг Эллиса Андрей Белый говорил, что тот "ни в грош не ставил папашу".
Лев Иванович Поливанов скончался в 1899 году, но его имя и педагогическая слава в начале 20 века еще гремели по всей Москве. В каком-то смысле имя отца бросало свой отблеск и на Эллиса, хотя он, как незаконнорожденный, был записан на другую фамилию.

Лев Эллис

Москва в те времена была не такой громадной как сейчас. По переписи 1907 года в ней (вместе с пригородами) проживало 1 338 686 человек. Это без войск, но и все войска московского гарнизона добавляли лишь 28 000. Не удивительно, что представители московской интеллигенции, особенно, проживавшие в одном сегменте города, хорошо знали друг друга. Эллис был прекрасно знаком с дочерьми профессора Цветаева Мариной и Анастасией и даже имел на двух юных девушек определенное влияние. Модный поэт-символист, циник, поклонник Ницше, теории "аристократического индивидуализма" и любитель "ниспровергать основы", он был для них представителем богемной, взрослой и манящей жизни.

Стихи Эллиса вызывали у сестер восторг и в какой-то степени стали катализатором собственного творчества Марины. Эллису была посвящена юношеская поэма Марины Цветаевой "Чародей".
Он был наш ангел, был наш демон,
Наш гувернер - наш чародей,
Наш принц и рыцарь. - Был нам всем он
Среди людей!
Молодой символист ежедневно приходил в дом Цветаевых, хотя отец, по воспоминаниям Марины, "был в ужасе от влияния этого "декадента" на дочерей".
И когда выяснилось, что именно Лев Львович Кобылиский, то есть, тот самый пресловутый Эллис, так давно раздражавший Ивана Владимировича, привел в негодность библиотечные книги, сделав из них вырезки, разгневанный отец как тигр кинулся на своего недруга.
Эллису всерьез грозил суд, более того, Цветаев поднял шумиху в прессе. Эллиса объявляли вором, человеком лишенным всяческой культуры, моральных принципов, порядочности и воспитания... Многие от него отвернулись, имя Эллиса-Кобылинского было скомпрометировано. Иван Владимирович Цветаев рассчитывал, что и дочери теперь начнут презирать Эллиса и откажутся от дружбы с ним. Но реакция получилась обратная. Скандал только оттолкнул девочек от отца. Марина тогда написала про своего друга:

БЫВШЕМУ ЧАРОДЕЮ

Вам сердце рвёт тоска, сомненье в лучшем сея.
— «Брось камнем, не щади! Я жду, больней ужаль!»
Нет, ненавистна мне надменность фарисея,
Я грешников люблю, и мне вас только жаль.

Стенами тёмных слов, растущими во мраке,
Нас, нет, — не разлучить! К замкам найдём ключи
И смело подадим таинственные знаки
Друг другу мы, когда задремлет всё в ночи.

Свободный и один, вдали от тесных рамок,
10 Вы вновь вернётесь к нам с богатою ладьёй,
И из воздушных строк возникнет стройный замок,
И ахнет тот, кто смел поэту быть судьёй!

— «Погрешности прощать прекрасно, да, но эту —
Нельзя: культура, честь, порядочность… О нет».
15 — Пусть это скажут все. Я не судья поэту,
И можно всё простить за плачущий сонет!

У Эллиса нашлись и другие друзья (в том числе, друзья его покойного отца), которые постарались замять скандал, доказывая, что он, как поэт, просто человек рассеянный, и вырезки собирался делать из собственного экземпляра книги, принесенного с собой (??) в библиотеку, и просто перепутал казенное издание с личным... А Андрей Белый даже стал распускать слухи, что господин Цветаев и Эллис оказались соперниками в любви к одной и той же даме, и именно успех Эллиса в амурных делах стал скрытым поводом для скандала... Впрочем, в сплетнях и слухах вообще недостатка не было. В результате дело повернулось плохо для самого Цветаева - он, как человек, ввязавшийся в непонятный скандал с душком, потерял свой высокий пост в Румянцевском музее. (То ли он украл, то ли у него украли... Но что-то такое было!). Успокоиться он не мог до самой своей смерти, которая последовала через три года. Румянцевский музей он называл: "музеем, из которого меня выгнали". Впрочем, и Музей изящных искусств, построенный его тщанием, принес ему много проблем и неприятностей, подорвавших здоровье.

Музей изящных искусств им. Александра III (Государственный музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина)

А Эллис в 1910 году пытался сделать Марине предложение. Но у юной поэтессы уже были другие планы на собственное будущее...

Память – духовная составляющая жизни нации. Она хранит в своём арсенале события, лица, судьбы, историю… Историю создают люди. Одни из них рождаются в переломные моменты и ведут за собой тысячи других: они выигрывают сражения, изменяют границы государств, строят города, покоряют морские просторы и горные вершины, и их имена остаются в истории, других природа щедро одаривает талантами, и они пишут стихи, музыку, создают прекрасные полотна, и их имена тоже прочно входят в историю, в память человеческую.

Но бывают удивительны люди… Они не вершат судьбы других, не ведут за собой полки, не покоряют народы - они помогают сохранить саму историю, то прекрасное, что веками создавалось и веками преумножалось человечеством. Эти люди, как правило, трудолюбивы, готовы жертвовать своим временем, средствами, а иногда и собой, своим здоровьем ради достижения поставленной цели, а ещё – они удивительно скромны… Именно к таким людям относится Иван Владимирович Цветаев, филолог, признанный в Европе специалист по древнеитальянским языкам, археолог, основатель и первый директор Музея изящных искусств (ныне Государственный музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина), директор Румянцевского музея в 1900-1910 годах, отец русского поэта Марины Цветаевой (именно поэтом она называла себя) и писательницы, мемуаристки Анастасии Цветаевой!

Сама Марина Ивановна писала о своём отце: "…сын священника Владимирской губернии, европейский филолог (его исследование "Осские надписи" и ряд других), доктор honoris causa Болонского университета, профессор истории искусств сначала в Киевском, затем в московском университетах, директор Румянцевского музея, основатель, вдохновитель и единоличный собиратель первого в России музея изящных искусств…".

Цветаевский род берёт начало из центра одной из крупнейших в мире равнин - Русской, из междуречья Волги и Клязьмы, где расположена Ивановская область, "Оттуда - из села Талицы, близ города Шуи, наш цветаевский род. Священнический…." - так писала Марина Ивановна о своих истоках. Иван Владимирович родился в семье бедного священника в деревне Дроздово Ивановской области в 1847 году. Кроме него у Владимира Васильевича и Екатерины Васильевны Цветаевых было шестеро детей, однако, трое из них умерли в младенческом возрасте. Остались сыновья - Петр, Иван, Федор и Дмитрий. Это о них много позже Марина Цветаева напишет:

У первой бабки - четыре сына,
Четыре сына - одна лучина,

Кожух овчинный, мешок пеньки, -
Четыре сына - да две руки!

Как ни навалишь им чашку - чисто!
Чай, не барчата! - Семинаристы!

Дети рано лишились матери. Она умерла молодой. Когда Ивану исполнилось шесть лет, Цветаевы переехали в Талицы, сейчас это село Ново-Талицы близ города Иваново. Отец Ивана Владимировича, священник Владимир Васильевич Цветаев (1818-1884) был назначен на службу в Николаевский храм Талицкого погоста в 1853 году. Три поколения семьи Цветаевых с 1853 по 1928 гг. жили в доме, стоящем на высоком берегу над речкой Вергузой, которая, затопляя весной в половодье низинные окрестные луга, дала название этим местам - Талицы... Дом сохранился, сейчас в нём находится музей семьи Цветаевых, открытый в мае 1995 года.

Начальное образование И. В. Цветаев получил в Шуйском духовном училище, продолжил его во Владимирской семинарии. Преобладающее значение в учебном курсе семинарии занимали богословские науки, но в значительном объёме преподавались и науки общеобразовательные, входящие в курс классических гимназий, благодаря чему Иван Владимирович получил возможность изучать древние языки: древнееврейский, древнегреческий и латынь.

Получив среднее образование, И. В. Цветаев поступил в Медико-хирургическую академию, однако из-за слабого зрения и склонности к изучению гуманитарных наук (ещё в Шуйском духовном училище увлёкся изучением латыни и латинской литературы) перешёл в Петербургский университет на классическое отделение историко-филологического факультета, обучение на котором закончил в 1870 году с золотой медалью и степнью кандидата и был оставлен в университете для подготовки к профессорскому званию.

С 1871 г. он начал преподавать греческий язык в одной из петербургских гимназий, а в 1872 г. был приглашен "исполняющим должность доцента Императорского Варшавского университета по кафедре римской словесности". В 1874 г. И. В. Цветаев отправился в первую заграничную командировку в Германию и Италию для изучения древних итальянских языков и письменности. В 1876 г. он был зачислен доцентом Киевского университета Святого Владимира. Следует уточнить: Марина Ивановна Цветаева в ответе на анкету, выдержка их которой приводилась выше, утверждала, что Иван Владимирович был "профессор истории искусств … в Киевском" университете, однако это ошибочно.

В 1877 г. И. В. Цветаев защитил диссертацию на соискание степени доктора римской словесности по теме "Сборник Осских надписей с очерком фонетики, морфологии и глоссарием" (народ осков населял Кампанию: территория вокруг современного города Капуа во времена римлян называлась Агро Капуано, позже Агро Кампано и, наконец, Кампания. Сейчас – это один из регионов Италии, включающий в себя пять провинций. Столицей региона является город Неаполь. Оски больше других народов Аппенинского полуострова испытали влияние греческой культуры). Иван Владимирович перевёл свой труд на латинский язык и в 1879 году опубликовал перевод, сделав свою работу доступной всем исследователям. Это сочинение обратило на Цветаева внимание европейского ученого мира.

Одним из самых ярких представителей итальянской науки об античности второй половины XIX века, с которым сотрудничал И. В. Цветаев в своей исследовательской работе в области латинской эпиграфики и италийской диалектологии, был профессор Туринского университета Ариоданте Фабретти. Одно из писем Фабретти к Цветаеву, хранящееся в Отделе рукописей ГМИИ им. А. С. Пушкина, итальянский учёный посылает Цветаеву как благодарный отклик на присланные ему два тома "Сборника осских надписей…" в переводе на латинский язык. "Эти исследования, в которые Вы так углубились, – плоды лингвистических изысканий, полученные Вами при горячей поддержке <итальянских коллег>, не могли не обрадовать меня тем, что и среди Ваших соотечественников вырастает, таким образом, понимание важности знакомства с древними говорами Италии. Ответить Вам тысячей благодарностей было бы недостаточно: к ним я добавлю, что считаю драгоценным украшением своей библиотеки два Ваших тома".

Италию Иван Владимирович называл благославенной страной, "видеть которую для человека, занимающегося изучением античного мира, всегда составляет венец желаний" - именно так он писал в своей книге "Путешествие по Италии в 1875 и 1880 годах". Он работал непосредственно на месте раскопок в Помпее, копируя там настенные надписи, сотрудничал с итальянскими археологами.

В 1888 году Иван Владимирович отправился в очередную командировку за границу, которая начиналась в Италии с празднования 800-летия Болонского университета. Ему было присвоено звание почётного доктора этого университета. А через много лет, в 1949 году, из Италии в Москву, в Академию наук была прислана медаль, которой посмертно наградили Цветаева в год 200-летия раскопок в Помпее.

После защиты докторской диссертации Иван Владимирович получил кафедру римской словесности в Московском университете. Только в 1888 году И. В. Цветаев перешёл на кафедру теории и истории искусства историко-филологического факультета и в 1889 году возглавил её. Помимо Московского университета Иван Владимирович читал лекции по античному искусству в Московской Консерватории и на Высших женских курсах. Была ещё одна форма проявления педагогической деятельности Ивана Владимировича, характеризующая его как человека безмерно преданного делу просвещения, готового жертвовать личным ради достижения благой цели. В одном из писем Вере Буниной Марина Ивановна Цветаева писала: "…мой отец на свой счёт посылал студентов за границу, и за стольких платил, и, умирая, оставил из своих кровных денег 20000 рублей на школу в его родном селе Талицы Шуйского уезда…".

Кроме научной и педагогической деятельности И. В. Цветаев проявил себя и на музейном поприще: в 1882 – 1910 годах он работает в Московском Публичном и Румянцевском музеях. Будучи хранителем Отделения изящных искусств и древностей, Иван Владимирович занимался каталогизацией гравюрного собрания музея. А в годы, когда он стал директором (с 1900 по 1910 г.г.), музейные коллекции значительно пополнились, что влекло за собой огромную работу по обновлению экспозиции. Фонды библиотеки музея стали в будущем основой Государственной публичной библиотеки СССР им. В. И. Ленина (ныне Российская государственная библиотека).

Говоря о Иване Владимировиче, погружённом в научную, педагогическую, музейную деятельность, всё же нельзя не рассказать о его личной жизни, в которой в 1880 году произошли большие перемены: он женился на Варваре Дмитриевне Иловайской, дочери известного историка Иловайского, по учебникам которого учились несколько поколений гимназистов. В качестве приданого ей был отдан отцом дом в Трехпрудном переулке в центре Москвы. Варвара Дмитриевнав была очень красивой, артистичной женщиной, у неё был прекрасный голос: пению она обучалась в России и Италии. Иван Владимирович безмерно любил жену. Десять лет супруги прожили счастливо. Варвара Дмитриевна подарила мужу двоих детей: дочь Валерию и сына Андрея. В 1890 году, на девятый день после рождения сына, в возрасте 32 лет, она умерла. Дочери в то время было 8 лет… Посмертный портрет Варвары Иловайской, созданный художником по фотографиям и указаниям И. В. Цветаева, висел в зале в доме в Трехпрудном. Она навсегда осталась его первой, бесконечной любовью…

Иван Владимирович никак не мог смириться с ранней смертью Варвары Дмитриевны. С этой незаживающей раной, стремясь заменить детям мать, Цветаев женился вторично в 1891 году. Его избранницей стала Мария Александровна Мейн, дочь богатого и известного в Москве человека. Она даже внешне чем-то напоминала первую жену Ивана Владимировича. Мария Мейн была моложе Ивана Владимировича на 21 год, она потеряла мать в юном возрасте. Как и первая супруга Ивана Владимировича, Мария Александровна была одарённой личностью: музицировала, увлекалась рисованием, знала несколько языков, сама писала стихи на русском и немецком языках, проявляла способности к живописи. Книги и музыка были ее вечными спутниками.

В 17 лет Мария влюбилась. Любовь была взаимной. Но Александр Данилович Мейн счел избранника своей дочери недостойным её и потребовал прекращения всякой дружбы. Ей оставался только один выход – замужество. Бесспорно, и Мария Александровна, и Иван Владимирович – личности неординарные, одарённые, интересные – не могли не привлечь внимание друг друга; было чувство глубокого уважения, увлечённость общим делом (с первого же года их брака Мария Александровна разделила с Иваном Владимировичем Цветаевым мечту о музее и с большим энтузиазмом помогала мужу), но любви не было никогда… Через много лет Марина Цветаева напишет в письме к В. В. Розанову: "Мама и папа были люди совершенно не похожие. У каждого своя рана в сердце. У мамы – музыка, стихи, тоска, у папы – наука. Жизни шли рядом, не сливаясь". Марина родилась октябре 1892 года, а через два года - Ася.

Чем шире становилась с годами сфера научных и профессиональных интересов Цветаева, тем больше проявлялось в нём просветительское начало, что и привело к созданию музея: занявшись преподавательской деятельностью, Иван Владимирович столкнулся с тем, что для работы со студентами не хватало иллюстративного материала. Существовал Кабинет изящных искусств и древностей, но находился он в помещении не пригодном для демонстрации и коллекция его пополнялась нерегулярно. Возникла идея создания музея изящных искусств, выполняющего просветительскую функцию.

С огромным трудом Иван Владимирович получил в центре Москвы земельный участок – площадь бывшего Колымажного двора, где размещалась старая пересыльная тюрьма. Председателем комитета по устройству музея стал великий князь Сергей Александрович. Финансировать такое грандиозное строительство университет был не в силах. Иван Владимирович обратился к общественности. В комитет по созданию музея вошли, кроме представителей аристократии и купечества, художники В. Д. Поленов, В. М. Васнецов, А. В. Жуковский, архитектор Р. И. Клейн, им же был создани проект здания будущего музея.

Что касается первых пожертвований на музей, хочется вспомнить строки из очерка Марины Цветаевой "Музей Александра III": “Звонили колокола по скончавшемуся императору Александру III, и в то же время отходила одна московская старушка. И, слушая колокола, сказала: “Хочу, чтобы оставшееся после меня состояние пошло на богоугодное заведение памяти почившего государя”. Состояние было небольшое: всего только двадцать тысяч. С этих-то двадцати старушкиных тысяч и начался музей…".

Главным жертвователем музея стал крупный фабрикант Ю. С. Нечаев-Мальцов (в автобиографических произведениях Марины и Анастасии Цветаевых – Нечаев-Мальцев). Юрий Степанович окончил юридический факультет Московского университета. Служил в главном архиве Министерства иностранных дел, ездил с дипломатическими поручениями в европейские города.

В 1880 году Ю. С. Нечаев получил наследство от дяди по материнской линии Ивана Сергеевича Мальцова, включающее несколько фабрик и заводов в различных губерниях России, крупнейшим из которых был Гусевской хрустальный завод во Владимирской губернии. Вступая в права наследования, Ю. С.Нечаев принял также и фамилию дяди и стал Нечаевым-Мальцовым. Марина Ивановна, в уже упомянутом нами автобиографическом очерке, писала: "Нечаев-Мальцев на музей дал три миллиона, покойный государь триста тысяч. Эти цифры помню достоверно. Музей Александра III есть четырнадцатилетний бессребреный труд моего отца и три мальцевских, таких же бессребреных миллиона".

Закладка здания происходила на глазах императора и его семьи в августе 1898 года. И снова слова из очерка Цветаевой "Музей Александра III": "Одно из первых моих впечатлений о музее - закладка… Дай Бог, чтобы в день закладки была хорошая погода. На закладке будет государь и обе государыни… день был сияющий, мама и Лёра (старшая сводная сестра М. И. Цветаевой) поехали нарядные, и государь положил монету. Музей был заложен".

В 1902 году Иван Владимирович вместе с Марией Александровной отправились на Урал, чтобы лично осмотреть и отобрать мрамор для стоительства музея. Кроме этого образцы мрамора были запрошены из Тироля и Норвегии.

Само здание музея в основном было закончено в 1904 году. Слепки и другие копии заказывались Иваном Владимировичем за границей по формам, снятым непосредственно с оригиналов, часто - они делались впервые. Основную часть экспозиции музея занимало античное искусство, главным образом ваяние. Искусство Средних веков, Итальянского и Северного Возрождения составляло самостоятельные разделы экспозиции.

Строительство шло главным образом на частные средства. Имена жертвователей присваивались тем залам, создание которых они финансировали. Сам Иван Владимирович Цветаев часто выезжал за границу, бывал во многих европейских музеях, вел переговоры о приобретении или изготовлении копий скульптур, знакомился с методами хранения памятников. Нужно отметить, что многие экспонаты были принесены музею в дар. Верным другом и помощником в нелёгком деле создания музея, сбора его коллекции стала для Ивана Владимировича его жена, Мария Александровна. Марина Цветаева писала: "Ближайшим сотрудником моего отца была моя мать, Мария Александровна Цветаева, рожденная Мейн. Она вела всю его обширную иностранную переписку… Главной же тайной ее успеха были, конечно, не словесные обороты …, а тот сердечный жар, без которого словесный дар - ничто. И, говоря о ее помощи отцу, я прежде всего говорю о неослабности ее духовного участия, чуде женской причастности, вхождения во все и выхождения из всего - победителем. Помогать музею было прежде всего духовно помогать отцу: верить в него, а когда нужно, и за него".

И ещё один немаловажный факт: не только Мария Александровна принимала активное участие в деле создания музея, но и её отец, Александр Данилович. И снова обратимся к очерку Цветаевой "Музей Александра III": "Говоря о матери, не могу не упомянуть ее отца, моего деда, Александра Даниловича Мейна, еще до старушкиных тысяч, до клейновского плана, до всякой зримости и осязаемости, в отцовскую мечту - поверившего, его в ней, уже совсем больным, неустанно поддерживавшего и оставившего на музей часть своего состояния. Так что спокойно могу сказать, что по-настоящему заложен был музей в доме моего деда, А. Д. Мейна, в Неопалимовском переулке, на Москве-реке…".

Марина и Ася с детства не просто постоянно слышали о музее, они росли вместе с ним, не зря Марина Ивановна называла отцовский музей "колоссальным младшим братом". Воссоздавая в поэме "Чародей", написанной в 1914 году в Феодосии, атмосферу дома в Трёхпрудном, атмосферу детства, Марина Цветаева пишет:

Вплываем в царство белых статуй
И старых книг.
….
Как переполненные соты –
Ряд книжных полок. Тронул блик
Пергаментные переплёты
Старинных книг.
________________

Цвет Греции и слава Рима,-
Неисчислимые тома!
Здесь – сколько б солнца не внесли мы, -
Всегда зима.

Последним солнцем розовея,
Распахнутый лежит Платон…
Бюст Аполлона – план Музея –
И всё – как сон.

В процессе создания музея возникало много трудностей, часто – совершенно непредвиденных и даже трагических: в 1904 году в помещении музея вспыхнул пожар, уничтоживший более полутораста ящиков с гипсовыми и бронзовыми копиями экспонатов европейских музеев. Иван Владимирович в это время был в Германии с семьёй (Мария Александровна в 1902 году заболела туберкулёзом и выехала вместе с Мариной и Асей на длительное лечение в Италию, Швецарию, Германию) "…отец был с нами во Фрейбурге. Телеграмма. Отец молча передает матери. Помню ее задохнувшийся, захлебнувшийся голос, без слов, кажется: “А-ах!” И отцовское - она тогда была уже очень больна - умиротворяющее, смиренное, бесконечно-разбитое: “Ничего. Даст Бог. Как-нибудь”...) И его безмолвные слезы, от которых мы с Асей, никогда не видевшие его плачущим, в каком-то ужасе отвернулись". - так описала Марина Цветаева этот эпизод в очерке "Музей Александра III".

Но и это событие не смогло заставить профессора Цветаева опустить руки. Он настойчиво шёл к исполнению своей мечты. На этом пути его ждали новые беды и испытания…

В 1906 году – страшный удар судьбы: в июле умерла Мария Александровна. Марине не было ещё 14 лет, Асе – 12… Иван Владимирович потерял не просто жену, любящую мать своих детей, но и верного друга, разделившего с ним дело его жизни – создание музея.

Но это было не всё… Жизнь продолжала испытывать Ивана Владмировича на прочность. В 1910 г. министр народного образования А. Н. Шварц передал обвинение в суд на Цветаева. Дело, якобы, заключалось "в служебном нерадении". Обвинение было связано с пропажей в Гравюрном отделении Румянцевского музея. Человека, совершившего кражу, быстро отыскали, нашли у него почти все украденные гравюры. Снятие Ивана Владимировича с должности не было поддержано Сенатом. Но Шварц не унимался, ревизии в музее не прекращались. В том же 1910 году Иван Владимирович был уволен с должности директора Московского публичного и Румянцевского музеев. Цветаев написал и предоставил в Сенат книгу "Московский Публичный и Румянцевский Музеи. Опыт самозащиты И. Цветаева, быв. директора сих Музеев". Сделано это было для доказательства своей невиновности. Дело профессора Цветаева, наконец, было прекращено.

В 1913 году Иван Владимрович Цветаев будет избран почётным членом Румянцевскогомузея …, но это будет потом, а пока история с кражей гравюр и последующей грязью, искусственно распространяемой вокруг имени Цветаева, нанесла тяжелейший удар по здоровью пожилого профессора…

Открытие Музея изящных искусств имени Александра III состоялось в Москве 31 мая 1912 года. Всё было торжественно: присутствие царской семьи и высоких сановников, множество народа, молебен. А в памяти Анастасии Ивановны Цветаевой в первую очередь запечатлился образ отца, так много вынесшего на тяжелейшем пути к созданию музея: "Шестидесятипятилетний, вынеся пожар в музее и удар после маминой смерти, последние напряжённые годы непосильных трудов по обоим Музеям…, в Университете и на Высших женских курсах, где читал лекции по истории изящных искусств; после нескольких обострений сердечной серьёзной болезни, чудом вынесший травлю министра просвещения А.Н.Шварца, папа держался только крепостью духа, непостижимым упорством радостного служения делу, высоким счастьем близившегося исполнения непомерного своего замысла и труда, светлой верой в великое назначение музея, - в просвещение грядущих поколений России".

Утром этого же знаменательного для Цветаевых дня друг семьи, Лидия Александровна Тамбурер, увенчала голову Ивана Владимировича лавровым венком, который сплела сама: "Я должна была первой поблагодарить вас за подвиг вашей жизни, за подвиг вашего труда. От имени России и от своего я принесла вам - вот это. Перед ошеломленным отцом - лавровый венок… И, пользуясь тем, что отец мой, движением смущенной благодарности, протягивает ей обе руки, она предательским, воистину итальянским жестом, возлагает, нет, нахлобучивает ему на голову венок".

После открытия музея Иван Владимирович продолжил работу в нём уже в качестве директора. Не ослабевал его интерес и к науке. Он собирался зимой 1913 года отправиться в Италию, чтобы писать книгу об архитектуре древнеримских храмов. В эту поездку хотел взять с собой дочь Анастасию, которая, как и Марина, в 1912 году вышла замуж, и в этом же году подарила ему внука Андрюшу (а у Марины родилась дочь - Арианда). Иван Владимирович был крёстным отцом своего внука. Планами насчёт Италии он поделился с Асей уже во время болезни, в конце августа 1913 года. Но осуществиться этой мечте суждено не было… 30 августа Иван Владимирович Цветаев ушёл из жизни…

А трогательная, светлая история с лавровым венком, преподнесённым Ивану Владимировичу в день открытия музея, получила трагическое продолжение, вернее окончание: "Отец мой скончался 30 августа 1913 года, год и три месяца спустя открытия музея. Лавровый венок мы положили ему в гроб". Это последние строки автобиографического очерка Марины Ивановны Цветаевой "Отец и его музей".

На фасаде Музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина в Москве установлены мемориальные доски в честь его создателя и первого директора Ивана Владимировича Цветаева, а также мецената, оказавшего колоссальную помощь в деле создания музея, Ю. С. Нечаева-Мальцова. Юрий Степанович скончался вскоре после Цветаева. В "Воспоминаниях" Анастасии Ивановны Цветаевой есть строки: "…в сороковой ли день после смерти папы или чуть позже скончался его соратник по Музею изящных искусств имени Александра III – Юрий Степанович Мальцев, на средства коего было воздвигнуто здание Музея".

Дело жизни профессора Цветаева – его музей. Суть своей деятельности Иван Владимирович раскрыл в одном из писем: "…идея этого музея – дать университету и нашему юношеству новое, идеально изящное учреждение. В этом вся награда, всё честолюбие, наивысшее удовольствие – всё остальное исключается из души совсем, как тлен, как вздор, как суета. В самом деле, не для чина же тайного советника или какой-нибудь звезды предпринята вся это совершенно добровольная большая работа. Тайными советниками делаются люди, просидевшие спокойно несколько стульев в канцелярия. У профессоров (учёных) иные цели – альтруистического добра, высшего просвещения.

Чего стоит наше "я", наше самолюбие в виду этого добра, которое будет приносить дело в течение неизмеримого отсюда ряда лет? Чего стоят перед этим наши затраченные силы, покой, наше самолюбие?.. Христос со всем этим, лишь бы задуманное дорогое дело двигалось вперёд".

Дорогое дело Ивана Владимировича Цветаева было доведено до конца. На его алтарь было положено здоровье, силы, жизнь… Как велико было желание человека показать своему народу величайшие образцы исусства, просветить его! И сегодня, сквозь пелену "неизмеримого ряда лет", мы, благодарные потомки, думая об этом удивительном человеке, любуясь его детищем – музеем, преклоняемся перед величием души и значимостью дела жизни Ивана Владимировича. Сто лет музей, задуманный, выстраданный, тяжелейшим трудом созданный профессором Цветаевым, знакомит людей с миром прекрасного, помогает приоткрыть завесу лет, понять истоки красоты и навсегда сохранить её в душе!

Память – духовная составляющая жизни нации. Она хранит в своём арсенале события, лица, судьбы, историю… Историю создают люди. Одни из них рождаются в переломные моменты и ведут за собой тысячи других: они выигрывают сражения, изменяют границы государств, строят города, покоряют морские просторы и горные вершины, и их имена остаются в истории, других природа щедро одаривает талантами, и они пишут стихи, музыку, создают прекрасные полотна, и их имена тоже прочно входят в историю, в память человеческую.

Но бывают удивительны люди… Они не вершат судьбы других, не ведут за собой полки, не покоряют народы - они помогают сохранить саму историю, то прекрасное, что веками создавалось и веками преумножалось человечеством. Эти люди, как правило, трудолюбивы, готовы жертвовать своим временем, средствами, а иногда и собой, своим здоровьем ради достижения поставленной цели, а ещё – они удивительно скромны… Именно к таким людям относится Иван Владимирович Цветаев, филолог, признанный в Европе специалист по древнеитальянским языкам, археолог, основатель и первый директор Музея изящных искусств (ныне Государственный музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина), директор Румянцевского музея в 1900-1910 годах, отец русского поэта Марины Цветаевой (именно поэтом она называла себя) и писательницы, мемуаристки Анастасии Цветаевой!

Сама Марина Ивановна писала о своём отце: «…сын священника Владимирской губернии, европейский филолог (его исследование «Осские надписи» и ряд других), доктор honoris causa Болонского университета, профессор истории искусств сначала в Киевском, затем в московском университетах, директор Румянцевского музея, основатель, вдохновитель и единоличный собиратель первого в России музея изящных искусств…». Надо native купить пока еще весь снег не еще лежит.

Цветаевский род берёт начало из центра одной из крупнейших в мире равнин - Русской, из междуречья Волги и Клязьмы, где расположена Ивановская область, «Оттуда - из села Талицы, близ города Шуи, наш цветаевский род. Священнический….» - так писала Марина Ивановна о своих истоках. Иван Владимирович родился в семье бедного священника в деревне Дроздово Ивановской области в 1847 году. Кроме него у Владимира Васильевича и Екатерины Васильевны Цветаевых было шестеро детей, однако, трое из них умерли в младенческом возрасте. Остались сыновья - Петр, Иван, Федор и Дмитрий. Это о них много позже Марина Цветаева напишет:

У первой бабки - четыре сына,
Четыре сына - одна лучина,

Кожух овчинный, мешок пеньки, -
Четыре сына - да две руки!

Как ни навалишь им чашку - чисто!
Чай, не барчата! - Семинаристы!

Дети рано лишились матери. Она умерла молодой. Когда Ивану исполнилось шесть лет, Цветаевы переехали в Талицы, сейчас это село Ново-Талицы близ города Иваново. Отец Ивана Владимировича, священник Владимир Васильевич Цветаев (1818-1884) был назначен на службу в Николаевский храм Талицкого погоста в 1853 году. Три поколения семьи Цветаевых с 1853 по 1928 гг. жили в доме, стоящем на высоком берегу над речкой Вергузой, которая, затопляя весной в половодье низинные окрестные луга, дала название этим местам - Талицы... Дом сохранился, сейчас в нём находится музей семьи Цветаевых, открытый в мае 1995 года.

Начальное образование И. В. Цветаев получил в Шуйском духовном училище, продолжил его во Владимирской семинарии. Преобладающее значение в учебном курсе семинарии занимали богословские науки, но в значительном объёме преподавались и науки общеобразовательные, входящие в курс классических гимназий, благодаря чему Иван Владимирович получил возможность изучать древние языки: древнееврейский, древнегреческий и латынь.

Получив среднее образование, И. В. Цветаев поступил в Медико-хирургическую академию, однако из-за слабого зрения и склонности к изучению гуманитарных наук (ещё в Шуйском духовном училище увлёкся изучением латыни и латинской литературы) перешёл в Петербургский университет на классическое отделение историко-филологического факультета, обучение на котором закончил в 1870 году с золотой медалью и степнью кандидата и был оставлен в университете для подготовки к профессорскому званию.