Все знают имена первых космонавтов. О тех, кто прокладывал им дорогу, известно немногим. Один из этих героев - наш земляк

Недавно Евгению Александровичу позвонила одна из бывших сослуживиц и задала вопрос: «Ты живой?» «А с кем же ты сейчас разговариваешь? Конечно, живой», - ответил он со смехом. А ведь были случаи, когда наш земляк Герой России Е.А. Кирюшин этот вопрос задавал сам себе. Будучи космическим испытателем, он не раз оказывался на грани жизни и смерти. Выполняя свою непростую работу на Земле, испытатели прежде невиданной техники прокладывали дорогу тем, кто следом отправлялся в космос.

За семью печатями

В одном из фильмов, посвященных «секретному космосу», фамилия Кирюшина упоминается в списке погибших космонавтов, которые якобы летали на орбиту еще до Ю.А. Гагарина. В других столь же «авторитетных» источниках таких, как он, испытателей отождествляют с бессловесным биоматериалом, который использовали для различных экспериментов...

«Лжи было много! - машет рукой Евгений Александрович. - В былые годы правду говорить было нельзя - ведь нашей профессии официально как бы и не существовало. Наш брат находился за семью печатями...»

«Еще в 1953 году вышел приказ об организации специальной команды, которая должна была испытывать костюмы и скафандры для обеспечения жизнедеятельности «экипажей самолетов с большими скоростями и высотами», - рассказывает Е.А. Кирюшин. - Приказ особо не афишировали. Потом постарались и вовсе о нем не вспоминать, потому что эксперименты были не всегда «мягкими», особенно в 50-е годы».

Команду испытателей организовали в московском институте сначала авиационной, а впоследствии «авиационной и космической медицины» (ИАКМе).

«В ИАКМе я оказался в 1968 году во время срочной службы. Призывался из Куйбышева, ведь моя родина - деревня Потаповка Красноярского района. С детства мечтал стать летчиком, и мне повезло попасть в 50-ю школу младших авиационных специалистов под Винницей. Прошел полный курс летной подготовки», - вспоминает Евгений Александрович.

Потом в его часть приехала специальная комиссия, которая провела строгий медицинский отбор среди курсантов.

«Меня и еще десяток самых сильных и здоровых ребят перевели на службу в Москву. Как потом выяснилось, в тот самый институт авиационной и космической медицины. Там была опять медкомиссия, на ней еще пару человек отсеяли. Один парень боялся высоты и не мог с трехметровой вышки прыгнуть в бассейн,- вспоминает наш земляк. - Нам объяснили, что будем участвовать в экспериментах и испытаниях, связанных с космосом, и выполнять особое государственное задание. Сразу же после первых испытаний любой из нас мог перейти на службу в другую воинскую авиационную часть - никого силой не держали. Но таких случаев не было. Каждый хотел честно служить Родине».

Чувство причастности к важному делу усиливалось и секретностью.

«Раз в три месяца в особом отделе с нас брали подписку о неразглашении увиденного, - продолжает Евгений Александрович. - Одному из ребят девушка прислала поздравительную открытку, где невзначай написала «с космическим приветом». Потом его месяца два за это отчитывали».

«Мы проверяли самих себя»

О предстоящих экспериментах солдаты узнавали в ходе испытаний. «Боевым крещением» для всех была центрифуга, на которой во время вращения задавали нагрузки от 4g до 12g. Для сравнения: если человек весит, скажем, 100 кг, то при перегрузке в 8g масса его тела увеличивается в 8 раз и приближается к 800 кг. 10g - уже почти тонна. Очень мало кому в мире знакомы такие ощущения.

«Уже начиная с 4g, становится трудно дышать грудью, на «восьмерочке» дышать можно, но с проблемами, только животом. Потом - еще тяжелее», - вспоминает Е.А. Кирюшин. Он в своей жизни совершил более 150 вращений с перегрузкой 10-12 g. - это все делалось для того, чтобы найти оптимальные варианты нагрузок для отбора космонавтов.

Были также испытания в барокамерах и на катапультах, другие эксперименты.

«Мы проверяли и самих себя, свою силу воли и выносливость, - вспоминает Кирюшин. - Когда выходишь из эксперимента, появляется необыкновенное чувство восторга - хочется обнять весь мир и сказать: я победил! Даже если потом долго приходишь в себя».

Работа космического испытателя привлекала Евгения Александровича - она была загадочной и даже романтической.

«В 70-80-е годы космосом бредили миллионы - попасть в космонавты было очень сложно, а стать испытателем - еще сложнее. Я гордился - если бы не было испытателей, то космических аварий было бы значительно больше», - продолжает он.

Кирюшин отслужил в ИАКМе полтора года, а после увольнения из армии перешел в Институт медико-биологических проблем, который был структурным подразделением Центра подготовки космонавтов. На новом месте работы стал заниматься тем же, чем и в армии - испытанием космических систем жизнеобеспечения и проверкой ресурсов человеческого организма.

Работать не для рекордов

Евгений Александрович попал в так называемую «элиту» - выполнял задания любой сложности. Он хорошо изучил свой организм и мог его контролировать. Врачам и ученым выдавал грамотную и полную информацию об эксперименте, поэтому с мнением испытателя считались.

Кирюшина называли еще и «высотником», потому что не каждому было дано выдерживать в барокамере давление, соответствующее высоте почти 40 км. Он мог. находясь почти в полном вакууме, по полтора-два часа выполнять работу летчика на полетном тренажере боевого самолета. За время своей работы он провел более 200 таких барокамерных «подъемов», треть из которых - до 40 км. Занимался наш земляк и испытанием нового высотного компенсирующего костюма (ВКК).

«На большой высоте отсутствует атмосферное давление, и человека буквально «распирает» изнутри. Спасти его может только специальный костюм, который компенсирует потерю атмосферного давления, плотно обхватывая тело. В старых моделях ВКК на высоте 14-15 тысяч метров обтягивало так, что кровеносные сосуды пережимались и потом появлялись кровоподтеки. Мы с ребятами испытали это на себе - после полутора часов работы в старом костюме сутки отлеживались, - рассказывает Евгений Александрович.- К новому же костюму подобрали гермошлем, ботинки, соединили их. Внутри использовали ткань, не дающую складок. Костюм обеспечили системой автоматической подачи кислорода и связи. Все это я неоднократно проверял в вакууме с первых дней испытаний до сдачи ВКК в авиационный полк».

Потом были изготовлены тысячи таких костюмов для высотников-истребителей и перехватчиков. Использовали этот костюм и космонавты.

«Абсолютно все, что сопряжено с полетом человека на орбиту, имитируется на Земле, - объясняет Кирюшин. - В том числе и невесомость - процентов на 80-85. Человек испытывает состояние, аналогичное невесомости, при гипокинезии - это если его уложить на кровать без подушки с наклоном головы вниз. В это время так же, как и в космосе, снижается нагрузка на опорно-двигательный аппарат, нарушается кровообращение. Имитация невесомости происходит также в воде. Это уже иммерсия. Тяжелейшее испытание. Гораздо тяжелее, чем реальная невесомость. На тебе куча датчиков, тело обернуто в специальную водонепроницаемую, но дышащую ткань. Голова и кисти рук на поверхности, а тело под постоянным давлением среды. Не один день, а неделями надо было находиться в воде под наблюдением физиологов, психологов и других врачей. А выйдя из бассейна, еще и в центрифуге перенести перегрузки, как при спуске на Землю».

«Мой друг Сергей Иванович Нефедов провел несколько экспериментов с иммерсией длительностью до 56 суток,- продолжает Кирюшин. - Намеренно мы рекорды не ставили, это была наша работа».

На пределе возможностей

В 1971 году при возвращении с орбитальной станции «Салют-1» погибли космонавты Г.Т. Добровольский, В.И. Пацаев и В.И. Волков. Спускаемый аппарат, в котором они находились, был рассчитан на двух человек, одетых в скафандры. «Наверху» решили, что должны спуститься трое - в обычных спортивных костюмах. На высоте 120 километров произошла разгерметизация. Ученым и испытателям предстояло выяснить причины. За эту работу Евгений Александрович взялся с особым чувством - он знал погибших космонавтов.

«Размышляли: то ли клапан заело, то ли обшивка лопнула - хотя в ней несколько слоев. Десятки раз на взрывной декомпрессии проверял это, - вспоминает Кирюшин. - Каждый раз думал, сработает автоматика в ВКК или в скафандре. Ведь полсекунды - и воздуха нет, а надо выяснить, куда он уходит. Причину нашли - клапан сработал еще в вакууме - поэтому экипаж и погиб. Клапан переделали, а космонавты с тех пор взлетают и приземляются только в скафандрах».

В своем рассказе Евгений Александрович не заострил внимание на «взрывной декомпрессии», которую ощущал в это время - это когда за доли секунды с нормального земного давления происходит перепад в полный вакуум и человек получает колоссальный динамический удар по всему организму.

«В какой-то степени мы были не только испытателями, но и спасателями. Аварийные ситуации имитировались разные, а условия экспериментов все усложнялись и усложнялись, - рассказывает Кирюшин. - Примеряя на себя нештатные ситуации, которые могли бы случиться в реальных полетах, спасали тем самым их будущих участников».

Евгений Александрович вспоминает, что лишь однажды во время очередных испытаний на катапульте его одолели серьезные сомнения.

«Эксперимент готовили несколько недель, было задействовано человек сорок. Я - главный исполнитель. В зависимости от задачи меня могли «выстрелить» над лесом на 22 метра или «выплюнуть» без ограничителя на 40-45 метров - тогда сначала падаешь с креслом, потом отдельно, и должен выйти парашют, - делится воспоминаниями испытатель. - Остается минута, полминуты... и тут, вдруг, появляется мысль: а может быть отказаться? Ведь неизвестно, что будет дальше, вдруг покалечусь или убьюсь? Покалечиться страшнее - куда калеку возьмут? Быстро проносятся мысли: можно нажать кнопку и испытания прекратятся. А что подумают люди? Как я им объясню? Ведь тогда весь эксперимент насмарку».

«Этот порыв не был слабостью, а скорее диапазоном работы моей психики, - рассуждает Кирюшин. - Ведь герой не тот, кто идет бесшабашно на риск, а тот, кто преодолевает этот внутренний страх, и не раз, десятки раз».

После приземления его спросили: «А лес-то видел? Он большой?». «Да я … как-то не разглядел», - ответил Кирюшин.

Первые для первых

Обо всем, чем занимался испытатель, рассказать нереально. Однажды Евгений Александрович попробовал подсчитать, сколько «чистого» времени он провел в «земном космосе» - в условиях, имитирующих зачастую запредельные нагрузки. Получилось больше четырех лет. В них вошли и испытания орбитальной станции «Мир». На земле «с листа» создавались технические и бытовые условия для длительной командировки экипажа. Кирюшин провел полный комплекс испытаний станции, отработку пилотируемого спуска с орбиты и безопасного приземления космонавтов.

«Я должен был управлять своим организмом, когда из барокамеры выкачивался воздух, и выполнять работу бортинженера или командира корабля при ручных стыковках со станцией «Мир». Научился с первого захода уравнивать скорость, подходить к станции и стыковаться, - рассказывает Евгений Александрович.- Тренажер был полностью действующий, а кроме того, «шарик» - космический корабль - вращался на центрифуге. Поэтому, если я в чем-то ошибался, испытывал реальные перегрузки. Испытание считалось удачным, если я благополучно сажал корабль.

Некоторые эксперименты по имитации невесомости длились до полугода. Зачастую дома бывал только на Новый год. А так уходил на два месяца, на полтора, на четыре. Иной раз что-нибудь случится - так неделю держат, чтобы восстановился, а то и больше. Кстати, программы реабилитации космонавтов тоже писали с нас».

Остановиться Кирюшин не мог, потому что видел, что результаты его работы «с колес» используют специалисты. Да и старались ученые и испытатели не только для абстрактного покорения космоса - они были знакомы с действующими космонавтами. Только те могли реально оценить труд испытателей. Благодарили «земных» коллег за то, что те защищали их от непредвиденных ситуаций и сберегли их здоровье.

«Это были П.Р. Попович, А.П. Александров, В.В. Аксенов, Б.В. Волынов, В.П. Савиных, М.Х. Манаров, В.Д. Зудов, А.А.Серебров и многие другие», - перечисляет Кирюшин.

Он прекрасно знает и «молодых» космонавтов, но поколение тех, первых - ближе. Испытатели были для них теми, кто шел впереди. Первыми для первых.

«О малой родине помню всегда»

На работе Евгения Александровича прекрасно знали и ценили. А вот дома, в кругу родных, никто не должен был даже догадываться, чем он занимался.

«Записи в трудовой книжке о том, что я испытатель, тоже нет, - говорит он. - Есть другие - «лаборант», «техник». Делалось это из соображений секретности, да и для того, чтобы мы потом претензий не предъявляли. Ведь исход любого эксперимента предполагаемый, но на все сто процентов — непредсказуемый. В 1992 году я «вчистую» списался, потому что понял, что восстанавливаться уже не могу».

Многие предприятия и организации страны в перестроечное время столкнулись с неразрешимыми проблемами. Что уж говорить об испытателях, которые нигде и не значились. Дошло до того, что есть было нечего. Они были вынуждены напомнить о себе в правительстве. Там были ошарашены, когда подняли архивы. Испытатели пришли «за куском хлеба», а в итоге Е.А. Кирюшин, С.И. Нефедов, В.К. Костин и В.А Цветков в ноябре 1997 года получили звания Героев России, а двенадцать их коллег были удостоены «Орденов Мужества».

Удивительной энергии Евгения Александровича и сегодня хватает на всех. Наш земляк - член общественной организации «Россиийская Ассоциация Героев». Недавно он приезжал в Самару в числе участников Вахты Героев Отечества. Сразу с поезда отправился на свою родину - в Потаповку Красноярского района. Приехал в школу в Большой Раковке, где учился. Теперь она носит имя Героя России - В.А. Кирюшина.

«Почти полвека живу в Москве, но о своей родине помню всегда. Здесь мои корни, от потаповской земли-матушки взял я силу», - искренне говорил он на встречах с земляками, с военнослужащими, с учащимися родной школы.

Евгений Александрович общался со школьниками и взрослыми по-особенному душевно, обращаясь к каждому по имени, да еще добавлял «голубушка», «дорогой», «милый друг». Видно, что этому удивительному человеку есть дело и до всех, и до всего. Наверно, потому, что он повидал в этой жизни как никто много и ценит не только окружающий мир, но и каждого человека, в нем живущего.

Кирюшин - высокий, крепко сложенный человек. В глаза сразу бросаются его огромные руки. «Да, с руками много мучений было. Перчатки к скафандру мне шили по самому большому лекалу. Но они все равно были малы. Пальцы упирались так, будто гвозди в них вонзались», - снова переключаясь на незабываемую работу, говорит Евгений Алексадрович, почему-то смущенно улыбаясь.

Большой сильный человек. Наш самарский Герой.

Е.А. Кирюшин (слева) со своим другом С.И. Нефедовым прошел все эксперименты и испытания. Фото сделано в 1971 году

Макет орбитальной станции "Мир" хранится в музее РКК "Энергия" в г. Королеве

"Здесь мои корни, от потаповской земли-матушки взял я силу", - говорит Е.А. Кирюшин

Прототипы этих скафандров испытывал Е.А. Кирюшин

МЫ БУДЕМ ГОЛОДАТЬ ЗА ВСЕХ П ять Героев от имени 204 Героев России, Советского Союза и Социалистического Труда, решив, что не осталось других путей наладить отношения общества с верховной властью, нежели подвергнуть себя публичному самоистязанию, 6 июля начали голодать в здании бывшего научного института на улице Смольной в Москве. Раскинули матрацы, отстегнули протезы и сказали, что пойдут до конца…
Народ у нас, как известно, голодает постоянно и по многим поводам. Школьники и пенсионеры. В тюрьме и на воле. Выбивают зарплату и долги, препятствуют закрытию заводов и строительству АЭС, требуют свободы и отмены закона, повышения пенсий и пособий. Никакой сенсации давно в этом нет - из лечебного метод стал универсальным политико-экономическим. Но чтобы голодали Герои?.. Когда каждый из голодающих представлял бы группу Героев: один - от дважды Героев, другой - от космонавтов Звездного городка, еще - от Героев Социалистического Труда и полных кавалеров ордена Трудовой Славы, следующий - от имени тех, кто Герой и Советского Союза, и Российской Федерации…
Такого позора в стране еще не водилось. Что же стряслось?
Причина проста: и у Героев терпение лопнуло. И их перестали считать за людей. Вслед за всеми остальными жителями нашей страны. 30 июня в первом чтении Дума приняла новые антильготные правительственные поправки - блицкриг Зурабова продолжается. На сей раз это были поправки к законодательству о Героях, касающиеся урезания не денег, а ликвидацию знаков уважения государства перед подвигами , за которые эти люди получили свои высокие звания. Ну, например: Героев теперь не предполагается хоронить с почестями. Солдаты из военкомата, прощальный залп… Дороговато, решило правительство, пусть нанимают за свой счет.
Конечно, это уже безумие. Как такое могут стерпеть люди, уверенные, что государство по-прежнему заинтересовано в своих Героях? То есть в них?..
У 30 июня, однако, имелся пролог. Когда поправки лишь бродили по властным кулуарам, Герои узнали о них. И написали письма Путину, Фрадкову и Грызлову - это было в апреле. 204 Героя попросили встретиться с ними, выслушать, дабы вышеупомянутые граждане поняли: так нельзя, неприлично, поправки унизительны. Для страны прежде всего.
Но реакции не последовало - вообще никакой. Чиновникам (администрации президента, думским и правительственным) плевать было на 204 Героев. И тогда они не то чтобы обиделись, но поразились: если уж Героям не отвечают, на что надеяться негероям в стране, то есть всем остальным?
И они решили голодать. Бессрочно. Официально объявленная цель: «чтобы привлечь внимание к проблемам диалога власти и общества». Принцип акции: голодают те, кому здоровье позволяет, - от имени и по поручению остальных, кто способен лишь на недолгое воздержание от пищи, будет «ложиться» на два-три дня.
Герой России Евгений Александрович Кирюшин - один из «постоянных», из костяка, он на бессрочную идет. Ему 55 лет, и он не на пенсии, а на инвалидности. Работал испытателем космоса - официально: «испытателем аэрокосмических систем жизнеобеспечения и спасения».
- Все, что летало в космос, мы на себе примеряли, - объясняет Евгений Александрович. - С Сергеем Нефедовым. Участвовали в разработках оптимальных вариантов спуска людей с орбиты.
- Испытывали на себе перегрузки?
- Да, проходили максимальные перегрузки. Смысл: может ли человек управлять при 10–12-кратной перегрузке? Сваливали нас за Уралом. И надо было выживать.
- Инвалидность - результат?
- Да, я так считаю. Не один десяток раз выживал. Ради того, чтобы космонавты были живы потом, я должен был раздвигать так называемые рамки полетного режима. Мое дело - создавать коридор запаса для космонавта.
- То есть ваша работа - быть подопытным кроликом ради полета других?
- Так мы не думали. А истинно подопытные - это все наше население. За исключением, наверное, полутора миллионов. Над этим подопытным населением власти позволяют все. И подопытные позволяют над собой все.
- Почему вы лично решили голодать?
- Нельзя же больше в таком свинстве жить. Под свинством я имею в виду отношение властей к народу. Правительство живет по своим законам, народ - по своим. Абсолютная стена между ними. Я на своей шкуре испытал эту стену.
- Каков будет финал голодовки?
- Я лично пойду до конца. Знаю, никто не придет к нам, сколько бы мы ни голодали. Не откликнется никто. Финал же будет, когда мы сложим с себя звезды. Не нужно вам - не нужно и нам.
Евгений Александрович на взводе. А как могло быть иначе? Пенсия у него тривиальная - около трех тысяч. Потому что нет такой профессии в официальном реестре - «испытатель космоса», в реестре не значились секретные профессии. Вот и выживай.
- Но я не за это голодаю. Не за себя, - объясняет Евгений Александрович. - За страну. Мы так привыкли жить.
Сначала 204 Героя делегировали на голодовку шестерых. Но один приехать не смог. «Характерно» не смог.
- У нас выпал Кириченко Григорий, из Самары, - рассказывает Валерий Бурков , человек на протезах, Герой сам и президент фонда «Герои Отечества». - У тещи Григория случился инсульт, она живет в Узбекистане. Билет со скидкой только Герою, а жене, чья мама с инсультом, Герой Кириченко купить билет уже не в состоянии. Денег нет.
И это тоже ответ, почему они решили голодать? Потому что стыдно. Потому что у Героя страны не может не быть денег на билет жене.
Но нельзя сказать, что власти спали, пока Герои готовились к своей акции. У голодовки Героев уже определилась своя интрига. Начиная с минувшего воскресенья, представители администрации президента выходили на связь с протестантами с вопросом: а нельзя ли не голодать? Или отложить? Или еще как-то? Чтобы избежать неловкостей…
Герои сказали: нет. И Олег Морозов, влиятельнейший единоросс, тут же публично назвал геройский протест «шантажом». Герои еще больше ощетинились, также публично заявив: если это шантаж, то как назвать шаги государства по отношению к народу?
И власть опять прикинулась пушистой - в момент начала голодовки пришла «благая весть»: а если повысим пенсии до 25 тысяч, то прекратите?
И они снова решили: нет. Не продаются. Потому они и Герои, что умеют идти выбранным путем. Валерий Бурков отстегнул протезы, из высокого стал таким маленьким-маленьким, что до слез, и на культях двинулся к матрацу. Его провожал космонавт и дважды Герой Борис Волынов - ему 70 лет, и другие Герои запретили ему голодать.
- А если бы сейчас Юрий Гагарин был жив? Он был бы с вами?
- Думаю, да, - Борис Волынов - сосед Гагариных по Звездному городку: - Он был таким человеком.
- Летая в космос, вы могли тогда предположить, что будете протестовать против государства?
Борис Валентинович пытается не отвечать. Ему очень трудно произнести это: «Не мог». Объясняют за него другие.
- Мы и в жутком сне не могли этого представить, - говорит Герой России Сергей Нефедов , напарник Евгения Кирюшина по космическому выживанию, работавший ради того, чтобы Волынов и другие наши космонавты благополучно возвращались с орбиты: - В больной стране не может быть здоровых людей. Поэтому надо лечить страну.

Анна ПОЛИТКОВСКАЯ, обозреватель «Новой»

07.07.2005

Евгений Александрович Кирюшин (род. 6 октября 1949, Самарская область) - испытатель аэрокосмических систем жизнеобеспечения и спасения в Московского института медико-биологических проблем, Герой Российской Федерации.

Биография

Родился 6 октября 1949 года в деревне Потаповка Красноярского района Самарской области, в семье крестьянина. Русский. Окончил школу, планировал поступать в авиационное училище, стать летчиком.

Весной 1968 года был призван в Советскую Армию. Службу проходил в 50-й школе младших авиационных специалистов в городе Виннице. В том же году прошел специальный отбор, медицинскую комиссию и был переведен для дальнейшей службы в Москву, в Институт космической медицины. Участвовал в испытаниях космического снаряжения, исследованиях влияния различных перегрузок и нештатных ситуаций на организм человека.

После демобилизации в 1970 году поступил на работу штатным испытателем в Институт медико-биологических проблем. Несколько лет участвовал в испытаниях различных полетных программ и специального снаряжения для космонавтов.

Совершил более 200 барокамерных подъемов на высоту до 40 000 метров, около 150 вращений на центрифуге с перегрузками 10-12 ед. Участвовал в длительных экспериментах по имитации невесомости. Провёл полный комплекс испытаний орбитальной станции «Мир», пилотируемого спуска с орбиты и безопасного приземления космонавтов. Месяц отработали в камере с содержанием углекислоты 4 %. Евгений Кирюшин с товарищами-испытателями были первопроходцами космоса в самом прямом смысле этого слова. Именно ему всемирно известные советские космонавты не раз говорили: «Спасибо, Женя!».

Указом Президента Российской Федерации от 17 ноября 1997 года за мужество и героизм, проявленные при испытаниях, связанных с освоением космического пространства, присвоить Кирюшину Евгению Александровичу присвоено звание Героя Российской Федерации с вручением медали «Золотая Звезда».

В настоящее время Евгений Александрович Кирюшин живёт в городе-герое Москве. Участвует в общественно-политической жизни. Является председателем Совета Ассоциации Героев Российской Федерации, Героев Советского Союза и Героев Социалистического Труда. Был одним из организаторов и первым директором Музея Героев Советского Союза, Героев Российской Федерации и полных кавалеров ордена Славы.

Наш собеседник – КИРЮШИН Евгений Александрович, Герой России, испытатель аэрокосмических систем жизнеобеспечения и спасения. С 50 лет на пенсии по инвалидности. Сегодня он – председатель Клуба Героев Юго-Западного административного округа, член правления Московского клуба Героев.
Родился 6 октября 1949 года в деревне Потаповка Самарской области, в крестьянской семье. Окончил 10 классов, весной 1968 года был призван в Советскую Армию. Службу проходил в ВВС, в 50-й школе младших авиационных специалистов (ШМАС), рядом со станцией Вапнярка под Винницей. В том же году в ШМАС приехали учёные из Москвы, объявили, что будут отбирать персонал для работ, связанных с космосом.

ОБ АВИАЦИИ я всю жизнь мечтал, а тут космос! – вспоминает Евгений Александрович. – Тогда я успешно прошёл строгий медицинский отбор и был переведён для дальнейшей службы в Москву. На прощание замполит мне сказал: «Не бойся. Там уже есть наши ребята!» Это я потом понял, что старший лейтенант имел в виду сержанта Сергея Нефёдова, уехавшего в Москву годом раньше.
- Ехали мы в плацкартном вагоне вшестером, я – за старшего, с пакетом, где были все наши документы. Как сейчас помню тот ранний вечер 19 ноября 1968 года. Из Киевского вокзала вышли, а вокруг просторная площадь, снег искрится, деревья в инее сверкают, на той стороне Москвы-реки в кирпичных многоэтажках окна зажглись – красота! Я ведь впервые попал в Москву и был просто ошеломлён её громадой и величием.
По указанному маршруту поехали на метро. Вышли, а рядом огромный стадион, знаменитое «Динамо». Через парк по аллее прошли к КПП у корпуса «А». Предъявили документы, зашли в просторный вестибюль, а там мраморные, обшитые панелями под морёный дуб стены, кожаные диваны – вот это, думаю, служба! Сдали документы дежурившему по части подполковнику, получили указания и на служебном пазике поехали к своему новому жилью.
ЭТО БЫЛО четырехэтажное здание, расположенное за редакцией «Красной звезды». Четвёртый этаж занимал штаб ВВС округа, остальные три – наши. На первом размещались столовая, спортзал и кинозал. На втором «казарма» – комнаты на двух-трёх человек. На третьем – стационар, где мы после экспериментов отлёживались. Условия ну просто барские! Правда, это понимаешь дня через два-три, когда после эксперимента в себя приходишь... Огромные кровати, одеяла пуховые, еда по выбору, хотя и внизу нас по лётной норме кормили. Если у тебя что-то не так со здоровьем, на кнопочку нажал – и сразу прибывает дежурный врач, самую квалифицированную помощь окажет.
Я тех врачей до сих пор вспоминаю с благодарностью. Терапевт Галина Петровна нам давала допуск к экспериментам, она же и встречала после них. Ещё были подполковник медслужбы Нелли Викторовна Писаренко и два хирурга – Константин Петрович Крылов и ещё один с экзотическим именем Гелиос Лукич. Осмотр был обязателен: и не только наши гематомы после центрифуги, но и каждый позвонок тщательно проверяли, суставы, рёбра прощупывали, ну и всё остальное.
Уход за нами, забота врачей, условия службы – замечательные. А своими экспериментами все мы с первых дней «заболели» – это же такой адреналин, ничто с ними не сравнится!
КАЖДЫЙ ДЕНЬ, кроме выходных и праздников, после завтрака отправлялись на специальном автобусе в Институт авиационной и космической медицины (ИАКМ). Он располагался сразу за Военно-воздушной инженерной академией имени Жуковского, и наш адрес теперь был: «В/ч 64688». Командир части – генерал-лейтенант медслужбы Ювеналий Михайлович Волынкин. Начальник нашей команды испытателей – майор Михаил Алексеевич Ларенков, он прошёл войну от рядового. Его заместитель капитан Хлопков Сергей Сергеевич, да и вообще все офицеры института относились к нам очень по-доброму. И старшина Козлов Николай Иванович (он, слава богу, ещё жив) по-отечески заботился о нас.
Увольнение предоставляли часто, мы гуляли по Москве, наслаждались её архитектурой, парками, музеями, ходили в кино и в тогда ещё работавший планетарий, иногда – на концерты. Мы не просто интуитивно тянулись к культуре – она нам помогала держаться в экспериментах, мы красотой вроде как подпитывались... Из увольнения тоже возвращались с радостью: ведь завтра «полёты»!
Правда, «полетели» мы не сразу. Наше здоровье проверяли ещё месяца три. И только потом провели «обряд посвящения»: нас, рядовых и сержантов срочной службы, приняли в отряд на должности штатных испытателей. Ознакомили сначала с постановлениями Совета Министров о воссоздании института в 1947 году и от 1952 года – о создании команды космических испытателей, потом объявили соответствующий приказ главкома ВВС главного маршала авиации Жигарева от 1953 года, то есть разъясняли, что здесь мы не просто будем участвовать в экспериментах, а выполнять важное государственное задание по освоению космических систем жизнеобеспечения и проверке ресурсов человеческого организма. Надо сказать, всё это здорово било по мозгам: ведь нам-то было по 18-20 лет, а мы уже – государственные люди, за надёжность космоса в ответе. В общем, моральный стимул был мощным.
ПЕРВЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ считался «крещением». Это была центрифуга. Сначала «ознакомительная» перегрузка 4g, потом сразу – 12 g! Тело с каждой секундой словно наливается свинцом – руки, ноги, глаза, каждая клеточка, и уже при 9g держишься на пределе, дышишь животом и коротко, как заяц, – это при поперечном вращении «грудь-спина». На продольном – «голова-таз» – вообще невмоготу даже при 7-8 g. У многих поначалу начинались вестибулярные расстройства, и особенно страдала ортостатика: это когда кровь буквально застывала в жилах. Против этого спазма надо было не просто напрягать все мышцы, а упорством воли заставлять кровь двигаться по венам и артериям – по сути, выживать... Состояние «не в себе» сохранялось ещё пару суток, мы отпаивались газировкой в стационаре.
- Я попал в элиту, – вспоминает Евгений Кирюшин, – нас называли «высотниками». Не все выдерживали барокамеру, когда на высоте 40 км надо было в течение двух часов выполнять операторские функции, работая на тренажёре. Летали, облачаясь в ВКК – высотный компенсирующий костюм, который с подъёмом на большую высоту охватывал тебя втугую, внатяг. Ведь уже на высоте 30 км атмосферного давления практически нет, и тебя буквально распирает изнутри.
ВКК-8, в котором я ходил в барокамеру, был модернизированной версией ВКК, в котором летел на U-2 и был сбит над Уралом лётчик-шпион Пауэрс. А без ВКК на высоту в 30-40 км не подняться – разорвёт...
ЧП случались и у нас. Вообще-то из каждого набора кто-то ломался, получал травмы, сажал сердце, некоторым вручали ордена, и эти два-три человека возвращались героями домой. И только один ушёл по собственной воле.
Испытания мы делили на престижные и непрестижные. А если точнее – на самые тяжёлые и не самые. «Самыми-самыми» были центрифуга и невесомость – её имитация в условиях земли, особенно так называемая иммерсия. К сухой иммерсии, погружению в жидкую среду обмотанным дышащей влагонепроницаемой тканью вроде болоньи, надо было готовиться неделями. И столько же выходить из неё. И никакая барская обстановка в стационаре на третьем этаже тебе не помогала...
В ИАКМ Евгений Кирюшин прослужил полтора года. После увольнения в запас в 1970-м поступил на работу в Институт медико-биологических проблем (с 1994 года – «ГНЦ РФ – ИМБП РАН»). Несколько лет участвовал в испытаниях различных полётных программ и специального снаряжения для космонавтов. Совершил более 200 барокамерных подъёмов на большие высоты, две трети из них – до 40 км, около 150 вращений на центрифуге с перегрузками 10-12 единиц. Участвовал в длительных (до 2 месяцев) экспериментах по имитации невесомости. Провёл полный комплекс наземных испытаний полёта орбитальной станции «Мир», пилотируемого спуска с орбиты и безопасного приземления космонавтов. Трижды по месяцу отработал в камере с содержанием углекислоты до 5,2% – вышли на этот рубеж за сутки – сначала с Сергеем Нефёдовым, потом с Мишей Ходжаковым.
Евгений Кирюшин с товарищами-испытателями были первопроходцами космоса в самом прямом смысле этого слова. Именно им всемирно известные советские космонавты – Александр Серебров, Виктор Савиных, Александр Александров, Игорь Волк, Вячеслав Зудов и другие – не раз от души говорили: «Спасибо!»
ВСПОМИНАЕТ Монер (Миша – для друзей) Ходжаков, нештатный испытатель ИМБП, который с 1969 по 1982 год много раз ходил на эксперименты вместе с Евгением, после увольнения в запас перешедшим работать в Институт медико-биологических проблем:
- Женя Кирюшин просто невероятный человек, для него ни в чём не было меры. Он мог очень долго держаться в барокамере, когда создавалась разреженная до нуля атмосфера. Силищи он был немереной: вырывал эспандеры из деревянного щита! Динамометр сжимал до предела. Если пил чай, то сахар у него горочкой над стаканом. Селёдку солил! Но это так, смешные детали, а в главном он был и остаётся для меня очень сильным и волевым испытателем, надёжным товарищем.
- Надо же, о селёдке вспомнил! – смеётся Евгений Кирюшин. – А забыл, что ли, как перед барокамерой мы по двое суток вообще на диете сидели? Никакого чёрного хлеба, ничего молочного и всего такого – иначе метеоризм, и эксперимент загубишь. Друг за другом приглядывали, чтобы по привычке не прихватить чего лишнего перед опытом. Ну а потом, когда восстанавливаешься, тут можно и позволить себе компенсировать то, что из тебя космос выжал.
Миша Ходжаков был не только сильным испытателем. Он космосом жил. Он ведь один из создателей Клуба юных космонавтов при Московском Дворце пионеров. Его фотографию даже в «Известиях» публиковали ещё в 1966-м. Потом Миша поступил в МЭИ. И уже студентом в 1969-м пришёл к нам ИМБП, куда мы с Сергеем Ивановичем Нефёдовым устроились работать испытателями после увольнения в запас. Лена, моя будущая жена, тоже ведь из этого Клуба юных космонавтов, но занималась в медицинском отряде. Кстати, через неё мы и подружились с Мишей. И потом ходили вместе на «работу» – с ним как-то легче было: я уверен был, уж он-то выдержит, а значит, и я останусь живым и здоровым. Всё, что летало в космос, мы на себя примеряли.
А ДАВАЛОСЬ это непросто. Упал и умер 36-летний Гена Дружинин. Тромб в артерии. Через год после увольнения из института утром, выходя на работу, упал в подъезде Саша Огурцов. В больнице он умер на следующий день. Вскрытие показало: опухоль мозга. Борис Пашкин залез в петлю. Он был хорошим радиоинженером... В 1990-м умер Альберт Аюпов. Много лет был неподвижен Миша Гришков, скончался в 1996-м. Игорь Диков выбросился из окна... Их «земной космос» оказался опасен, как проникающая радиация или как бездна, которая затягивает...
- Но мы своей работой гордились: ведь шли впереди космонавтов, – говорит Кирюшин. – По полученным с нашей помощью данным конструкторы создавали качественно новые ракеты-носители, расчётчики изменяли траектории запуска, вывода на орбиту и спуска. Совершенствовали системы жизнеобеспечения. Ну а сколько там на нас защитили докторских и кандидатских диссертаций, сколько было сделано «космических» карьер – это разговор совсем о другом. Да и разве плохо, если человек защитил с твоей помощью научную работу?
- ЕДИНСТВЕННОЕ, о чём можно сожалеть, – говорит Евгений Александрович, – это о том, что заслуги космических испытателей в общем-то народу не известны и оценены разве что специалистами, работавшими с нами. Нам Героев присвоили только в 1997-м, и то после долгой волокиты и к тому же только четверым. А ведь с нами были и другие настоящие герои, которые прошли вместе со мной и Сергеем Ивановичем Нефёдовым ту же программу испытаний. Это несправедливо и недальновидно: ведь мы тогда и на Земле были впереди планеты всей – это разве не престижно для современной России? А кто сегодня отважится на подобное, глядя на забытых?
Пользуясь случаем, хочу поздравить с будущим юбилеем первого полёта в космос всех, кто был и остаётся причастен к прекрасной, огромной и суровой работе по освоению Вселенной, будьте здоровы и счастливы!
На фотографии начала 1960-х: будущие Герои России Сергей Иванович НЕФЁДОВ и Евгений Александрович КИРЮШИН; Е.А. КИРЮШИН с Президентом России после вручения Золотой Звезды. Кремль. 17 ноября 1997 г.

(1949-10-06 ) (69 лет) Место рождения Принадлежность

СССР СССР , Россия Россия

Награды и премии

Биография

Родился 6 октября 1949 года в деревне Потаповка Красноярского района Самарской области , в семье крестьянина. Русский. Окончил школу, планировал поступать в авиационное училище, стать летчиком.

Весной 1968 года был призван в Советскую Армию. Службу проходил в 50-й школе младших авиационных специалистов в городе Виннице. В том же году прошел специальный отбор, медицинскую комиссию и был переведен для дальнейшей службы в Москву , в Институт космической медицины. Участвовал в испытаниях космического снаряжения, исследованиях влияния различных перегрузок и нештатных ситуаций на организм человека.

После демобилизации в 1970 году поступил на работу штатным испытателем в Институт медико-биологических проблем. Несколько лет участвовал в испытаниях различных полетных программ и специального снаряжения для космонавтов.

Совершил более 200 барокамерных подъемов на высоту до 40 000 метров, около 150 вращений на центрифуге с перегрузками 10-12 ед. Участвовал в длительных экспериментах по имитации невесомости. Провёл полный комплекс испытаний орбитальной станции «Мир», пилотируемого спуска с орбиты и безопасного приземления космонавтов. Месяц отработали в камере с содержанием углекислоты 4 %. Евгений Кирюшин с товарищами-испытателями были первопроходцами космоса в самом прямом смысле этого слова. Именно ему всемирно известные советские космонавты не раз говорили: «Спасибо, Женя!».

Указом Президента Российской Федерации от 17 ноября 1997 года за мужество и героизм, проявленные при испытаниях, связанных с освоением космического пространства, присвоить Кирюшину Евгению Александровичу присвоено звание Героя Российской Федерации с вручением медали «Золотая Звезда» .

В настоящее время Евгений Александрович Кирюшин живёт в городе-герое Москве . Участвует в общественно-политической жизни. Является председателем Совета Ассоциации Героев Российской Федерации, Героев Советского Союза и Героев Социалистического Труда. Был одним из организаторов и первым директором Музея Героев Советского Союза, Героев Российской Федерации и полных кавалеров ордена Славы.

Напишите отзыв о статье "Кирюшин, Евгений Александрович"

Ссылки

. Сайт «Герои Страны ». Проверено 9 июня 2014.

Литература

Отрывок, характеризующий Кирюшин, Евгений Александрович

– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]